Начало

Афиша

Чат

Дневники

Форум

Сейчас на сайте: 418, в чате: 0, новых: 30

БДСМ форум

Начало » БДСМ рассказы и реальные истории из жизни » ++Whipping++

++Whipping++


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

Недавно мне захотелось расширить свой игровой репертуар, и я попросила Большого Джима, одного из самых опытных Топов, о совместной сцене. Мы долго готовились к этой игре, шутили, обговаривали детали, успокаивали страхи нижнего. Сошлись на позиции лежа, можно бить по всей задней стороне тела, любые девайсы, два стоп-слова – на замедление воздействия и полное прекращение. За сцену и контакт с нижним отвечаю я, Джим сосредотачивается на технических элементах. Откладывали раза три, так как то один, то другой из нас не мог появиться на вечеринке, но вот, наконец, все трое оказались на месте.

Вхожу в зал и почти сразу натыкаюсь на серо-зеленые глаза Турмерика. Он машет мне рукой, приглашая к своему столу, сразу начинает суетиться, уносит мою сумку с инструментами прямо к облюбованной скамье для порки, предлагает подать кофе, воду, какие-то чипсы. Нервничает он, боится, все-таки. А, может, оно и правильнее. И я подбавляю, прихлебывая свой кофе:

- Да ты сядь, пока можешь, не дергайся. После сегодняшней трепки неделю не присядешь!

Турмерик, заслышав о таких зловещих перспективах, покорно опускается на стул, краснеет от предвкушения. Этот парень сочетает в себе черты саба и мазохиста, любит не только подчиняться и угождать, но и плавать на волнах сильной боли, а секс и порка для него не связаны. Он гетеросексуален, но соглашается играть с мужчинами без включения эротических элементов. 35-летний Турмерик некрасив, лыс, толст и болезненно застенчив, полгода назад нас, чуть ли не силой, свел его друг, как оказалось, подарив мне очень приятного нижнего и хорошего приятеля.

Болтаем. Турм вводит меня в курс дела – сегодня отмечается 60-летие одного из наших членов, а тот крайне неравнодушен к женскому белью, поэтому многие женщины сегодня будут щеголять в исподнем. Ладно, учтем, лифчик на мне очень миленький, а уж то, что в нем, - просто роскошь.

Наконец закрываются наружные двери, и я направляюсь к скамье, состоящей из трех частей – для торса и ног, медленно, любовно раскладываю инструменты на верхней подставке в порядке усиления воздействия . Нижний шумно дышит за плечом, следит за моими действиями, гадая, для чего я устраиваю эту демонстрацию. Для тебя, родимого, чтобы быстрее вошел в сабспейс. Поворачиваюсь к нему, притягиваю к себе, шепчу:

- Сегодня ты мой! Я буду делать с тобой все, что хочу! Так?

- Да, моя Принцесса, - звучит тихий ответ.

Появляется Джим, грохает на пол свою сумку с припасами (хмммм... тяжелая какая!), забирает нас обоих в медвежьи обьятия. Какой же он огромный! А татуированные руки – настоящие окорока! Моя макушка едва касается самого нижнего из коллекции значков на его кожаном жилете. Впрочем, невысокий толстячок Турмерик тоже кажется рядом с Джимом совсем ребенком. Джим, выпустив нас на волю, обещает быть в полном нашем распоряжении через десять минут, я подмигиваю ему и обращаюсь к нижнему:

- Сними рубашку, повесь аккуратно на стул и смотри сюда, - показываю на разложенные инструменты, - это все то, что я сегодня принесла, - поднимаю новенький черный паддл из жесткой двойной кожи, - Это я хочу использовать непременно, надо же опробовать, только прикупила, а вот из остального ты можешь выбрать. Я хочу, чтоб ты показал мне одну игрушку, вкус которой ты сегодня очень хочешь ощутить, а одну, по твоему выбору, я спрячу обратно в сумку, - в принципе, мне прекрасно известны вкусы партнера, просто этот разговор вводит нас в игру, - Ну, а Джим приготовил для тебя свою сюрпризы! В деле узнаешь!

Мужчина жмется к моему плечу, пытаясь улыбнуться, его коротенькие пухлые пальцы перебирают флоггеры и трости. Неуверенный мягкий голос произносит:

- Я хотел бы получить ремня, Принцесса... И... и... если можно, не надо меня сечь черной пластиковой тростью... от нее такая неприятная боль... пожалуйста, моя Госпожа...

- Хорошо, раздевайся и ложись, - я убираю черную трость и достаю веревки.

Турм быстро скидывает одежду, но дойдя до плавок, останавливается и умоляюще заглядывает мне в глаза. Я киваю... ладно... узенькие плавки, оставляющие снаружи все ягодицы нам с Джимом не помешают, а стеснительный нижний, зная, что его гениталии закрыты, сможет легче расслабиться. Я тоже снимаю кофточку и наклоняюсь над уже лежащим Турмериком. Так, руки привяжем в локтях, чтоб свободно сгибались, а то они у Турма легко затекают, он сможет подложить ладони под голову или опустить руки вниз, а нижнюю часть тела фиксировать не буду, люблю, когда попка вертится под ударами. Вяжу медленно, играю с веревкой, толстой, мягкой, много раз простиранной, позволяю ей эротически скользить по груди нижнего, неотрывно глядя в его глаза, отключая от себя набитый людьми зал:

- Сегодня мы будем долго и очень больно пороть тебя, мальчик. Твоя Принцесса три месяца этого ждала, она ТАК этого хочет, пришло время ее порадовать. Твое тело узнает вкус самых разных инструментов, и я увижу, как оно пляшет от боли, услышу твои стоны. Мы закончим только тогда, когда я найду нужным. Ты привязан и никуда не денешься.

Обхожу распростертое на скамье тело, с удовольствием озирая обширные ягодицы и бедра: на этом размере есть, где разгуляться. Выдаю несколько благосклонных шлепков, тут же ярко выступивших на молочно-белой коже, бросаю взгляд на подсобный столик, где нижний подготовил все необходимое – воду для питья, салфетки, набор первой помощи, дезинфицирующие жидкости для кожи и дерева, ножницы парамедиков. Молодец он, все-таки, ни о чем не надо напоминать.

А вот и Джим. Он достает два мягких кожаных флоггера, а я беру свой – замшевый, и мы начинаем разогрев. Джим обрабатывает попу и бедра нижнего флорентийским стилем, руки его мелькают восьмерками, раздаются негромкие шлепки ременных пучков о кожу. Я бью по верхней части спины и плечам, часто меняя сторону, постепенно наращивая силу ударов. Турмерик расслабляется, легонько ерзает и почти мурлычет: естественно... флоггеры ему, что слону дробина. Сначала кожа покрывается, розовыми тонкими полосками, они медленно краснеют, сливаются вместе, потом все напоротые места чуть-чуть припухают – это знак для Топов, что тело отреагировало на начало воздействия, усилив циркуляцию крови и выдав первую порцию гормонов. Разогрев занял около двадцати минут, в течение которых мы несколько раз меняли флоггеры на все более и более жесткие.

Новые и новые инструменты появляются из сумки Джима: плетеная кошка, стеки, паддлы, страп из толстой резины. Мы договорились работать так, что Джим наносит очень болезненные удары, а я смягчаю ощущения, как бы разбивая боль, ремнем или кожаным паддлом. Кроме того, мне дается возможность наблюдать технику и кое-что пробовать самой, например удары костяшками пальцев по бедрам, бастинадо. Турмерик начинает томно постанывать, тело его покрывается потом, ягодицы сжимаются и разжимаются, бедра ходят ходуном. Глаза закрыты, на губах плавает улыбка, ему больно и сладко – он еще далек от болевого порога. Даю ему напиться, обтираю пот с лица и бритой головы, парень ловит губами мои пальцы:

- Моя Принцесса, Госпожа... еще....

Трости... Джим, усмехаясь, отстраняет мой тонкий ротанг, многократно и удачно использованный на Турме, и достает четыре палки для японского фехтования эскримо, тоже ротанг, но уже около трех четвертей дюйма толщиной. И мы покрываем нижнего с шей до пяток сериями быстрых несильных ударов, затем Джим отстраняет меня, и наносит резкий удар по ягодицам с небольшого размаха, нижний вскрикивает и сжимается, еще четыре удара следуют один за другим с небольшими промежутками, после пятого наша жертва пытается сползти со скамьи. На его ягодицах явственно проглядывают пять темных полос, завтра на этих местах разовьются синяки. Я снова разбиваю боль более мягким инструментом, и полосы растворяются в общей красноте.

Чего только не попробовал сегодня мой бедный партнер... Но пощады он запросил только раз – когда резиновый хлыст несколько раз обвился вокруг его голени, он повернул залитое слезами лицо, и мы услышали условное слово “желтый”, мол, “смените девайс или место приложения, эту боль я не могу переварить”. Джим растирает пораненную голень своими лапищами, а я одновременно угощаю Турмерика его любимым ремнем по спине, причем, уже со всей силы. Смотрю на часы и шепчу Джиму, что пора заканчивать, мы играем уже значительно больше часа. Он согласно склоняет голову и вынимает сжамбок, короткий круглый хлыст из кожи носорога, - последние удары должны быть впечатляющими. Беру хлыст и постукиваю по ладони перед самым носом нижнего:

- Мальчик мой, назови любое число между тремя и семью, - хлыст кажется жутким мне самой, я никогда не использую однохвостками.

- Семь, моя Принцесса... – он весь в этой фразе, всегда выбирает максимум ударов, хотя уже и измучен, хотя и ужасно боится хлыста, хотя и знает, что последние удары самые болючие. Почему он так делает? Бог весть... То ли себя проверяет на прочность, то ли нам хочет доставить удовольствие своей смелостью и терпением.

- Ты должен считать каждый удар и просить Джима о следующем, - предупреждаю я, кладя руки на плечи партнеру и прижимаясь к его спине, - Семь, Джим!

Сжамбок раскручивается в воздухе и со страшной силой влипает в уже покрытую синяками и мелкими рубцами попу. Турм протяжно мычит, корчится, кусает пальцы, стараясь удержать крик. Я обнимаю его:

- Дыши, мальчик, дыши, вместе со мной, - чувствую, как он преодолевает боль, дышу на четыре счета, помогая ему расслабиться, и через несколько секунд слышу четкое:

- Один! Спасибо, Мастер Джим. Могу я получить еще, Сэр?

Семь раз кусает африканский хлыст бедную попу, нижний кричит при каждом ударе, из закрытых глаз рекой текут слезы, но он всегда овладевает собой и просит еще, после седьмого удара Турмерик обхватывает меня обеими руками за талию и плачет, уже не стесняясь. Джим ободряюще похлопывает его по спине, молодец, мол, парень. А я сажусь на корточки и прижимаюсь головой к щеке Турма:

- Хороший мой, медовый, мальчик мой, это было так здорово! Ты даже не представляешь, какое удовольствие ты мне сегодня доставил! Спасибо тебе огромное! – сердце заливает теплая волна нежности, глажу его плечи и голову, пока всхлипы не стихают. Джим опускается рядом, быстро снимает веревки, растирает Турмерику руки, предлагает воду. Я беру гель Aloe Vera и иду оценивать боевые ранения. Семь толстых налитых кровью рубцов на ягодицах впечатляют, - Потерпи еще минутку, золотко, смажу тебя, и можешь вставать.

Я быстро размазываю гель по рубцам, нежно массирую покрасневшее, в синяках тело и помогаю парню подняться. Он робко, сквозь непросохшие слезы, пытается улыбнуться нам и сразу тянется к моющим средствам, но я посылаю его сначала умыться самому. Когда он, освежившись, появляется через несколько минут, мы с Джимом дезинфицируем игрушки. Турм протирает скамейку для порки, медленно одевается и уносит наши сумки. Джим уже развернул для него на стуле теплое мягкое одеяло. Честно говоря, не представляю, как он может сесть на такие рубцы, однако, вопреки моим страхам, нижний морщится, но садится, опускает голову на руки – он еще не совсем отошел от сабспейса. Джим укутывает Турма, я приношу нам всем кофе и юбилейного торта.

- Спасибо, Русская Принцесса, благодарю, Мастер Джим, - мой нижний уже улыбается, жадно тянет к себе сладенькое. Все нормально.

Мы постепенно остываем от жара игры, разговариваем громче, весело обсуждаем детали, оглядываемся, к нам начинают подходить друзья. Турмерик сияет, после жестокой порки он всегда мне кажется почти красивым. Надеюсь, что после сегодняшнего действа, его популярность среди дам резко возрастет. Заслужил.

[img]6951486037387209_408_600[/img]

2011-04-03 в 22:56


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

Я проснулась от нежных поцелуев. Чьи-то губы ласкали мою ступню, боясь подняться повыше. Но я улыбнулась и разрешила...
Теперь язычок рабыни проникал в мои раздвинутые губки и приятно щекотал клитор. Мне это нравилось всё больше. Я постанывала, требуя продолжения. И она старалась услужить своей Госпоже. Я обхватила её ножками, и ударами пяток стала задавать правильный ритм. Быстрее, ещё быстрее...

Я кончила... Утренний оргазм имеет свою особенную прелесть. Своей нежностью он совсем не похож на вечерние взрывы. Ведь тело ещё спит, и такое пробуждение бывает очень приятно.

Но я- Госпожа. А она лишь рабыня. Её награда- это золотой дождь, который она сейчас покорно примет от меня. Пей, всё до последней капли. "Молодец, "- я потрепала её за волосы: " Хорошая сучка! А теперь, будь умницей, принеси плётку. Я хочу наказать тебя за дерзость. Ты посмела разбудить меня, а я видела такой сон!"

Я порола её не сильно. Двадцать лёгких ударов семихвостки- для неё это только радость. Уже на десятом она "потекла". Хочет больше и сильнее. Но её оргазмы мне не нужны.

Хотя, давай поиграем!
Я приказываю ей подойти к стене. Внизу- кандалы. Она послушо пристёгивает себя. Теперь свести ноги ближе, чем на пол-метра, ей не удастся. Теперь она должна застегнуть ошейник, прикованный к стене. Мне остаётся только заковать её руки. Всё теперь она не принадлежит себе даже в малейших движениях.

Я прикрепляю к её соскам острые прищепки. Другую пару- на половые губы. Затем всё это скрепляется между собой тонкими цепочками. Их надо натянуть посильнее. Теперь на ней можно играть, как на арфе. Потянешь за одну- стон. За две- стон на тон выше. Она прогибается, не в силах сдержать натяжение цепочек. Я помогу ей. От прищепок на сосках я протягиваю ещё пару цепочек к тугому ошейнику. Так, теперь натянуть... Милая, ну что же ты так неэротично кричишь! Хочешь кляп? Пожалуйста. Я всовываю кляп. Это интересная игрушка. Стоит несколько раз качнуть прикреплённую к нему грушу, и он раздуется во рту своей жертвы. Даже стонов не будет!

Итак, милая, осталось немного. Я ввожу ей хвостик страпона. Закрепляю это чудо ремешками. Отличный вид! Моя сучка стала мальчиком, да ещё и с огромным членом!

Я включаю встроенный в страпон вибратор, капаю на него побольне смазки, и поворачиваюсь к рабыне задом. Высокие каблуки помогают, и я легко насаживаюсь на страпон. Давай, сучка, работай, помогай своей Госпоже. Не ожидала, что будешь трахать меня? Ничего, потом расплатишься своей задницей. Я выпорю тебя кнутом, если не перестанешь мычать и не начнёшь работать! Давай же, сука, быстрее! Ещё быстрее! Соскучилась по кнуту? Ты его получишь!

Я отдыхала, курила сигарету, наблюдая за рабыней. Она, обессиленная от моих и своих оргазмов, висела на оковах. Вибратор ещё гудел, и она корчилась от болезненного удовольствия, не в силах ему сопротивляться. Всё, она опять подходит к пику наслаждения. Пора. К стонам рабыни добавился свист кнута...

[img]6584422750139144_424_600[/img]

2011-04-13 в 23:17


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

Я думаю, немногие бывали в таком месте...

Хотите, я проведу для вас экскурсию? Но не обольщайтесь и не бойтесь. Сегодня у меня день отдыха. А вы- всего лишь экскурсанты...
Больно не будет.

Итак, открывается дверь зала страстей и диких желаний...

Я прохожу к своему креслу. Тонкая кожа, ручная работа. Этот трон стоит целого состояния. Конечно, платила не я. Но он мне всё-таки дорог. Воспоминаниями...

[img]3054517737753463_450_559[/img]
А вы проходите, смотрите: андреевский крест, столик для порки, колодки, клетка и, конечно, дыба. Многие начинающие мечтают всё перепробывать в первый же раз. Хорошо, что решают не они... Обычно, даже часа общения со мной, бывает достаточно, чтобы из уверенных в себе мачо сделать трясущегося и плачущего слизняка.

Процесс ломки очень важен. Нельзя, чтобы покинув эту комнату, у них осталась хотя-бы капля иллюзии, что они что-то решают и чем-то могут управлять. Признаюсь, даже у меня бавали ошибки... Исправить их не легко.

Но всё же, гораздо чаще, уже после первого сеанса от меня выползает 100%-й раб. И дело тут не только в умении причинять нужный уровень наслаждения болью. Я- неплохой психолог, и горжусь своим умением находить требуемые подходы.

Но я отвлеклась... Итак, вас заинтересовала атрибутика... Для новичков это не удивительно. Вот стенд с цепями. Они так красиво блестят на иссечённом теле раба. И так крепко удерживают любое непослушное движение...

Наручники... Я предпочитаю широкие и кожанные. В них раба можно подвешивать с помощью лебёдки. Крепкие, но и рук не отрывают...
То же и с кандалами. А сочитая их с наручниками, ошейником и поясами, можно зафиксировать раба в самых необычных и неудобных положениях. Здесь я полностью согласна с одной моей любимой писательницей :" хороший бандаж- крепкий бондаж". Госпожа имеет право контролировать любое движение раба.

А вот и мои любимые девайсы... Плётки, стеки, розги, хлысты и, конечно, кнут. Совершенство сочитания кожи и дерева, боли и наслаждения...

Особенно я люблю кнут. Управляться с ним сможет не каждый. А я это делаю не только эффективно, но и очень красиво( я видела свою работу на видео плёнке). Кнут - очень жестокое орудие наказание. Но я приучила своих рабов любить и его. Я применяю его только к рабам, достигшим совершенства в своём рабском служении. Они воспринимают его, как величайшую милость. И долго благодарят свою Госпожу...

Всё, экскурсия окончена. Пора на выход.
Ну что же вы не хотите уходить?
И для чего вы встали на колени?
[img]3188810685912515_600_399[/img]

2011-04-16 в 16:46


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

Твои руки закованы за спиной. Ноги в кандалах. Ошейник пристёгнут к полу... Ты ждёшь свою Госпожу. Ждёшь в полной темноте, ведь твои глаза закрыты широкой кожанной повязкой. Ждёшь долго, так долго, что время для тебя течёт по другому, растекаясь острыми иголками по застывшим мышцам.

Но я пришла, ты выдержал первое испытание, и тебя ждёт награда. Все мои милости в этом подземелье ты получаешь с болью. Но я умею её причинять. Я знаю все её оттенки. И сейчас ты это почувствуешь...

Плётка мягкими ударами ласкает твоё тело. Ты стонешь через кляп, хочешь продолжения этой игры... Но разве имеет значение твоё желание?

Всё, хватит. Я отстёгиваю ошейник и ты распремляешь спину. Я довольна этим видом: молодой, мускулистый раб у моих ног.
[img]9614154233798207_600_399[/img]
Я натягиваю поводок, и ты ползёшь, ведомый этой путеводной нитью к столику для порки. Так, ложись поудобнее. Голову и руки- в колодки. Теперь застегнём на талии кожанный пояс. Закрепим к кольцам на столе кандалы... Всё, теперь ты не сможешь даже пошевелиться...

Начнём с розг. Неожиданно! Больно! Тело бьётся в беспомощных конвульсиях страха. Ещё сильнее. Я наношу удары по спине, ягодицам, бёдрам... Боль не выносима... А если... да, я хлешу тебя по гениталиям. По твоему телу проходит волна боли и ты теряешь сознание.

Когда ты очнулся от запаха нашатыря, ты сделал одно открытие. Теперь в твоей заднице удобно расположился здоровенный вибратор. Я включаю его и ухожу. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть к новому другу. Вернусь через час...

Я уже здесь, милый, ты рад? Как вы здесь трахаетесь с вибратором? Что, нравится? Может, я здесь лишняя? Мне уйти? Ну что ты мычишь так непонятно! А, ты хочешь продолжения...

Ладно, я не против. Буду пороть гомика с членом в жопе, раз уж вы так друг-друга полюбили! Пора вам, мальчики, познакомиться с кнутом.

Свист-боль-стон. Тело бьётся в ожидании нового удара. Ты получишь их много! Столько, что не сможешь терпеть и начнёшь проклинать всё на свете.

Но это только первая стадия. Теперь удары станут сильнее, боль- невыносимее. И её не остановить. Не вымолить даже секундной передышки. Ты весь растворишся в боли. В ней сгорит всё твоё тело.

И ты родишся заново в новом мире. В мире, где есть только Я- твоя Госпожа.
И тогда ты поймёшь, что настоящая цель твоей жизни- служение Мне.
[img]5727547275367456_600_399[/img]

2011-04-18 в 02:12


Регина, 53 года

Львов, Украина

Написано так прекрасно и содержательно, заааааачииииииииитааааааааалааааааааааась.)

2011-06-10 в 10:08


Vlad i mir, 48 лет

Москва, Россия

Только, "замшевый флоггер" - это "ужас-ужас"! Мягкие легкие полоски, которые моментально растягиваются и рвутся.

2011-06-10 в 10:55


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

Раб спит, свернувшись клубочком на холодной решётке клетки. Боль, которая так долго владела его телом, немного отступила. Но лишь затем, что бы он мог собраться с силами перед пытками нового дня. Телу нужен отдых. Иначе, боль притупляется, и рабу уже не изведать всей её сладости.

Когда он впервые пришёл сюда, у него ещё был выбор. И он ещё слишком мало знал о боли. Теперь выбора нет. Он уже не может без этой сладкой пытки. Вся его прежняя жизнь потеряла смысл. Превратилась в ничто...

Неделя в этой комнате сломает любого. Превратит вольного мустанга в смирного пони. Но раб уже давно был готов к этому. Любовь к недоступной Госпоже причиняла такую душевную боль, что он с радостью поменял её на физическую при первой же возможности...

Госпожа смотрела на спящего раба с укором и жалостью. Когда-то Она любила его, ведь Она- тоже женщина. Под суровой маской скрывалась ранимая душа... Но он не разглядел, испугался... Выбрал самый лёгкий путь...

Теперь он - всего лишь раб. Любовь угасла, залитая холодной водой невозможности. Но боль осталась...

Он ответит за это, раб расплатится за всё! Эй ты, мерзкая тварь, поднимайся. Хватит спать, хлыст уже отдохнул!
[img]9154260565157606_500_335[/img]

2011-06-30 в 01:09


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

Я бы его раздела... одела бы ошейник, долго водила бы по квартире... причем один ошейник на шею, другой на член...
сначала он бы понял как надо двигаться, оставаясь на интимном но не в назойливом расстоянии.. иначе ему будет плохо
затем я бы заставила его мастурбировать, отдаваясь только моменту, быть может я показала бы ему сосок.. ведь остальное он должен заслужить, научила бы мечтать о многом, видя малое... чтобы понимал, что все что ему дается не гарантировано и должно быть принято на должном уровне... ненавижу когда мужчины принимают внимание на упрощенном уровне, они должны настраиваться на волну... и соответствовать, не зря у них конкретный, ум... пусть настраиваются

мастурбация его не приведет к оргазму.. нельзя.. сначала должна вспыхнуть женщина... он должен научиться говорить и стонать
я буду смотреть в глаза и каждый раз щипать его ногу чуть ниже яичка, когда у него будет появляться блаженная ИДИОТСКАЯ улыбка… ненавижу, а ведь он со мной…

я научу целовать пальцы женщины, начиная с ласк губами основания мизинца.. переходя плавно, но не обслюнявливая на кончики пальцев, едва касаясь их язычком, заставлю понимать сигналы тела.. когда оно выгибается, надо чуть усилить, когда расслабляется, то отпустить... и все же еще не время переходить к моему телу...

я положу ему один палец в рот, второй, третий, четвертый и чуть чуть пошевелю... вызывая то приятные ощущения, то состояние тошноты, посмотрю в глаза и ничего не скажу... он поймет, он же неглупый...

его надо научить вкушать вкус женщины... разный вкус.... вкус обожаемой женщины...., он не дотрагивается до моего тела.. он не готов... я беру свой палец и гладу его себе во влагалище, но мальчик уже немного страдает, поэтому я даю ему бонус и развожу ноги пред ним... и погружаю туда палец... нежно поглаживая его по подбородку, благодаря за грамотной стон и восхищение, но отсутствие слов и даю ему слизать свой сок... но не запихивая весь палец сразу, а сначала играясь на его губах... легко и плавно подвигая у него во рту палец..

он любит мой вкус, он должен понимать что женщины эмоциональны, я опрокидываю его на пол, никаких подстилок, он лучшая подстилка для женщины и он почти соглашается с этим, я сажусь ему на лицо и юлозю клитором...

я кладу его руки себе на грудь и даю ему сжать груди, но не соски, не сразу, сначала грудь, потом соски и негрубо, сильно, но мягко... сжимая пальцы, а не растирая...

я кончаю первый раз.... сжимая сильно коленками его голову.... и он почти не дышит, он живет смертью возбуждения, что зовется оргазмом

я ложусь на спину..... и отстраняю его слюнявые губы..., посылая умыться ТЕПЛОЙ водой... он должен быть всегда приятен.. мне.., он должен говорить, неважно что, немного мягко, плавно поглаживая мое тело, вдоль линий... едва касаясь....

он должен знать что мульти-оргазм, это не самоцель, это вариант секса.. а не правило... он не кончил, но сначала небольшой урок, я развожу ноги и показываю сильно набухшие губы внутренние, внешние... беру его палец и ввожу в себя, давая ощущать возбужденные вздувшиеся стенки влагалища...

почувствуйте разницу в прикосновениях с такими стенками или когда женщина слегка хочет..., он виновато кивает головой... молчит
я говорю, чт в этот раз он не был хорош и ему надо много чему учиться, я посылаю его одеть... хм.. носки и галстук...
он мигом делает все что сказали и оказывается возле киски, я милостиво позволяю ему прикоснуться, губами, играя с клитором, но потом требую войти туда его членом, им он владеет лучше чем губами.. пока..

я тяну его за галстук, чуть чуть душа, но он не чувствует он ведь в киске, он прижимается совершая грамотные ритмичные движения, он смотрит в глаза, он стонет, но без идиотизма, ... он совершает успехи

звонит телефон, он не слышит, но это моя жизнь, беру трубку и решаю преподать урок еще один... быть во мне и не мешать... толкая вниз, чтобы он припал губами к клитору.. к киске..

один пальчик направляю ласкать и массировать вход, чуть ниже.. да...ммм... я говорю по телефону, я знаю как говорить, слушаю, наблюдаю за ним.. он запыхался... но старается...

да да.. говорю я чуть чаще, чем требует разговор, и слегка шлепаю его по попе не совсем правильно оттопыренной... прогиб в спине больше...

красивая попа... раздвинутая... урок еще один... форма... важна....
он должен уметь пить оргазм.... не чавкая и не залезая языком во влагалище, он должен прижиматься и всасывать...
.... еще немного, ласк и нежности:) и я заставляю войти его в себя... он уже почти боится, он не знает что его ждет и когда ему дадут кончить, он нервничает, но это еще больше наливает его член.. классный член... с красивой, сочной головкой...

он входит сзади, но качественно, давая чувствовать переход головка и основание, он трется, почти не контролируя себя, но у меня есть зеркало, где все равно вижу его лицо...ФАК.. опять улыбка... он кончил, неожиданно и почти умер... мда... слабоват, будет развивать выносливость....и не менее 3 оргазмов за ночь...

[img]4425358613775799_600_450[/img]

2011-08-13 в 00:27


第 五, 49 лет

Москва, Россия

Копирайт ставить не учили, уважаемый?
https://bdsmpeople.co/forum/topic14156/

2011-08-13 в 00:59


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]8142345847588702_420_600[/img]
Семен Игнатьевич Прозекторский стерилизовал свою кошку.
Защитив ее, таким образом, от незаконного копирования.
[img]8722419201045433_600_411[/img]
Копирайт писать – извольте:
Скобку русскую откройте, (
На английский перейдите,
Букву “c” теперь нажмите. (c
Русской скобкой закрывать, )
Вышел копирайт на пять! ©
[img]0483918116135098_600_480[/img]
Копируя великие идеи,
Рискуешь сам остаться только тенью
Столетия
Пиратских копирайтов.
Возможно даже, что тебя оценят
Полуночные черви самоточин,
Ползущие к тебе сквозь Интернет.
И каждое из нас безумно хочет,
Хочет,
Испытывая творческий экстаз,
Прорвать тугую плевру одиночеств.
А что за ней?
Слепой крысёныш веры
В великие идеи
Копирайта.
[img]9196648862017954_600_400[/img]
Множусь. Копирайт. Каждый день. Сегодня я в черном белье.
И настроение черное. На душе дождливо. Хочется в душ.
Многие "я" думаю по-разному, у нас разные вкусы.
Сделать бы прививку от собственных ядовитых укусов,
Как той змее, что язык прикусила спьяну.

Одна "я" любит хулиганов.
Непредсказуемых. С рваной душой. И немножко опасных.

Да и все мои "я" любят мужчин.
Хороших и разных.

Другая "я" любит кутать плечи в меха,
Свысока поглядывая, удивленно бровь изогнув,
Попивая красное вино из высокого бокала,
Презрением из-под черных ресниц обдавая нахала.

Есть еще одна "я" домашняя квочка,
В фартуке, с тряпкой, у плиты колдующая над стряпней для сыночка.

Еще одна "я" - педалью газа выжимаю лошадиные силы
Из мотора авто цвета грязного дельфина.

Ежедневно путешествующая "я" сексуальным волнующим голосом
В лабиринтах телефонных проводов и оптико-волоконных коннектов,
Оплачивающая рекламные акции операторов мобильной связи.
Помогая убогим прорываться из грязи в князи;

Кто ты, девочка моя сумасшедшая? Законопослушная гражданка,
Спешащая на работу спозаранку,
Отгоняя мысли врубиться на полном ходу
В серую толпу, снующую по "зебре" на светофоре?

Кто ты, сумасшедшая моя, добрая, нежная, милая,
Так искусно не любимых делая любимыми,
А бедных превращая в духовно богатых нуворишей,
Посредством своей давно отъехавшей крыши?...

2011-08-13 в 15:30


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]8460915935557399_600_526[/img]
Всё мягче поступь Соломеи
И под шуршание шелков
Сильнее бьется и сильнее
В сосуды царственная кровь

Качает бедра стан упругий
В глазах губительная дрожь
И черноликая прислуга
Готовит блюдо ей и нож…
Одно ритмичное движенье
И мирры льются на парчу.
Сливаясь в сладостном брожении-
Все к Иорданову ручью

Он ей сказал: «Проси что хочешь»!
И нетерпением объят
В ее глаза темнее ночи
Свой устремил покорный взгляд.

Он так велик, она прекрасна
И танца отбивая ритм
Вся в ожиданье ненапрасном -
Царь обещанье сохранит!

Лишь отзвучали медью трубы,
Он успокоился едва,
Как соломеевые губы
Исторгли слово: «ГОЛОВА»...
Тяжелым эхом по портьерам
Тревожа вскормленных мышей
Оно, не зная чувства меры,
Достигло царственных ушей

Напрягся Ирод смуглым телом,
Всей кожей ощутив слова:
"Покоилась на блюде белом
Чтоб Иоанна голова"!..

"Быть может, золото и вина?..
Меня и так хулит молва…
Быть может, царства половина?"

"Нет! Это будет ГОЛОВА"!

Он переводит взор с девицы.
Как слово данное его
На приближенных отразится?..
Но в смуглых онемевших лицах
Не отразилось ничего.

Блестят сосуды влагой алой,
Из бочек, вызревших впотьмах
Вино вливается устало,
И не вмещается в устах...

Подарок будет подан жрице
Любви и царственных голов!
Слуге предстало удалиться
и не являться без даров...

Закат малиновый тлетворный
Взвел горизонта тетиву
И Ангел смерти, вечно черный
Уже спустился на смокву

Он прилетел смотреть: в долине
Не распустилась ли лоза?
Он лицезрел сию картину
И год и сотни лет назад…

И видит ангел, как прекрасна
Ее в сандалии нога
Глаза что голуби атласны
Движения подстать богам
С ее перстней стекает мирра
В ее кудрях шафран и нард
И Ангел ждет покорно с миром:
Когда она взалкает дар?

Спит Иоанн, а сердце бьется
Среди пологих берегов -
Откуда жидкость та берется
Для омовения Богов...
Он спит слегка,
Как спят Предтечи.
Бессильная его рука
Повисла, напрягая плечи,
От Пульса двигаясь слегка
Всех синих вен ее бессилье
В кисти сухой напряжено...

«Архангел, видишь изобилье,
Какое смертному дано?

Сады ореховые в цвете
Лань народилась молода,
Как виноград толченый бродит
Геннисаретская вода...
Гонец бежит гонцу на встречу
И вестник вестнику во стан…
Бог не помилует Предтечи –
Молись, креститель ИОАНН!
Ты видишь все, ты ждешь, бедняга
шля в утешение хвалы
Когда из вены хлынет влага,
Окрасив стены и полы
Ты уготовил для Предтечи
Еще свободных пару крыл?!.»
Но Ангел на такие речи
Лишь веки белые прикрыл
Он приподнял крыло устало
И с длинных шелковых ресниц
Смахнул соленые кристаллы,
Как слезы смахивают с лиц

«Ты слышишь, трубы завывают?
Ты слышишь бешеный каскад?
Такое пение бывает,
Когда слетают души в ад!
Она танцует как богиня
Она как ангел хороша
Ее - божественное имя
Но сатанинская душа...
Она округлости подносит,
Что жемчуг к царственным устам
И что она за то попросит,
Посланник Бога, знаешь сам!
Яви же чудо с бренным телом!!
Ты можешь, только захоти!
Тяжелый меч от шеи белой
Своею волей отведи!!»

«Я только Ангел, божья птица,
Но тем сильней моя печаль,
Что дух святой, - не утаится
Не от креста не от меча...
Здесь сам Ваал справляет мессу
Из ножен вынув острый меч
Что и по форме и по весу
Как раз для избранных предтеч...
И будет мечен им Креститель.
Но не сечет он всех подряд:
Он избирательный губитель -
Кто обезглавлен... кто — распят...»

Луна вернулась к небосводу,
Окутав сном дневных гостей,
Собаки жадно хлещут воду,
Наевшись мяса от костей

Что кошка двигаться умеет,
В парчу одета и шелка
Ступает мягко Соломея
Под ношей стан кривя слегка
Подарок матери прекрасной
Любимице земных богов
Она несет, оставив красным
Следы от плоских каблуков
Вся в предвкушении сюрприза
К иродиадовым стопам
Несет желанный плод каприза,
Как носят жертвы в Божий Храм...

…Красавица в покрове белом
На ложе из живых цветов
Лежала, утопая телом
Среди послушных слуг и снов...

Предела нет мечтам имперским
Прощение- позор Царям!
Она мечтала слишком дерзко,
Но не бывало что бы зря...
Пустынник звал ее блудницей?!
Как он посмел?! Ничтожный раб!
Клинок лишит его амбиций
Кто лгать, силен — на шею слаб!..
Теперь она уж насладится
Его внимая смертный стон
ОНА – земного БОГА ЖРИЦА!!
А Он - всего лишь Крестный он!!

...Царица напрягала ухо
В тяжелых каменных серьгах
И до ее донесся слуха
Плеск ветра, поднятый в крылах...

«Иродиада! Внемли Богу!
Тебе явлю Филиппа дочь
Стволы гофера не помогут
Ей наказанье превозмочь!»

Испугана как змеем птица,
Прижавшись к тонким простыням
Тетрарха преданная жрица
Вдруг видит белого коня...
Себя на нем... В одно мгновенье
Конь скинул жертву из седла
И от смертельного паденье
Она спасения ждала...

Как моли полчище слеталось
На ткани нежные ее
Так все грядущее предстало
И явственней, чем бытие...

...Пред ней нашествие видений
Одно сменяется другим:

Река в крови усекновенья
С лица смывающая грим
/Вода так моет берега,
Как в жажде слизывает губы/
Ареты праздничные трубы,
И дочь, одетую в шелка…

Иродиада без ответа
Лицо в ладони убрала...
Но Ангел их раздвинул светом-
«Смотри - ты этого ждала?!!»

...Идет, ступая осторожно
Над головой неся плоды...
Сикорский лед скрипит тревожно
На Соломеевы следы...

Вот сделан шаг - крошится льдина
И жертву приняла вода
У шеи - срез холодным клином,
Умышленный из кромки льда...

Страшись блудница- дочь на сцене
Забыв молитвы и слова!
Вся в водянисто-красной пене
Ее лихая голова!
Она танцует исступленно
Сестра Ваалу и жена
Последний танец, наделенный
Кровосмешением сполна!
Теперь - следи!! Усекновенье
Не хуже всякого меча -
Лед -спекулатор во спасенье
Снимает голову с плеча!
Смотри, как ровен край у среза,
Как будто острый гладис сек
Запечатлеют сотни фресок
Главу, лежащую у ног!»
…Из бус рассыпались каменья
Филиппа дар - ее отца.
И жалок облик изумленья
У юного еще лица.. .

Смотри опять!.. В песках Махеры
Натасканный на бунт народ
Аретой поднятый за ВЕРУ
Стеной на Ирода идет...

И для тебя готово чудо!
Далекой Галлии снега
Разверзнутся, жена Иуды,
И примут пленницу греха!

...Здесь изобилье в Галилеи
Свирели звук пасет стада
Зонты анисовы елеем
Благоухают как всегда...

Но власяница козьей шерсти
Готова к царственной груди
Припасть и не сойти до смерти
В той Галлии… в конце пути...

В награду верности супругу
И в процветанье и в боях
Совместно примите вы муку-
И ты, и муж, и дочь твоя...

…Приди ж в себя, очнись Царица,
Пока ты здесь пока сильна,
И муж твой правит колесницей,
И амфоры полны вина…

..И вновь прекрасна, Соломея
Очнись... Она несет дары...
И слуги праздной Галилеи
Бросают перед ней ковры. . .

Ликуй! Почил Иоанн - Креститель,
Но не конец твоей беде –
Еще измученный Спаситель
Раскинет руки на кресте…

…Рим ныне пьян в лихом веселье,
Наместник чтит еще богов...
И целый год до искупленья
Всех человеческих грехов…
[img]3370380629437607_424_600[/img]

2011-08-18 в 23:59


Фелиция, 78 лет

Эдмонтон, Канада

@послушный

Тааааааак! Интересно! Что же это Вы мой рассказ перепечатываете и за свой выдаете, а? И где же Вы его сперли? Хоть бы постыдились публиковать на той же странице, где он уже есть!

https://bdsmpeople.co/forum/topic14156/

2011-08-19 в 01:35


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

@@@@@@@@@@
в цепи его!и на каторгу!пусть знает как тяжело даются такие произведения
[img]0952954154036774_500_564[/img]
[img]4954291991886434_456_600[/img]
[img]5613834775040002_474_600[/img]
[img]4053099595044886_600_429[/img]

2011-08-20 в 01:11


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]9002843288449729_450_600[/img]
Гладко выбритое лицо, чистая рубашка, лучший костюм и модный в этом сезоне парфюм – я готовлюсь к свиданию. Она, как всегда, появится незаметно, по-кошачьи неслышно подкрадется со спины, взведет курок и выстрелит прямо в голову. Яркая вспышка мыслей-воспоминаний известит о ее приходе...

Она – Безжалостная Дама, ей известно, как и куда бить.

Я буду смотреть на нее, пытаясь угадать под бархатным балахоном с глубоким капюшоном знакомые черты – длинные, гладкие волосы цвета вороного крыла, холодные, надменные глаза, тонкий, точеный нос, алые, упрямые губы. Мне опять непреодолимо захочется сорвать с нее черный саван и прижать манящее, неподатливое тело...

Она – Строгая Дама и не позволяет вольностей.

Не в силах больше выносить этой пытки, я пойду на кухню, прихватив по дороге пачку сигарет. «Курение вредит вашему здоровью» - губы расползутся в ехидной ухмылке. Обещания! Пустые обещания! У меня больше нет сил ждать, и я жадно затянусь сухим, горьким дымом, даря себе иллюзию скорого конца. Я в который раз представлю тяжесть металла в руке, и снова воображаемый холодок пробежит от запястья к плечу, а оттуда переберется на спину и спустится по позвоночнику вниз. Она подойдет, мягко ступая по паркету, и язвительно усмехнувшись, даст знать, что никогда я не решусь на это...

Она – Циничная Дама, ей неведомо сострадание.

Согревая теплом руки коньяк, налитый в бокал, я вызову ее на откровенный разговор, и она честно, без прикрас расскажет мне о моей жизни. Тонкой плеткой она пройдется по старым, казалось давно зажившим и забытым ранам, разбередит их и заставит снова кровоточить. Она напомнит мне все то стыдное, мерзкое и страшное, что я много лет назад похоронил, словно самоубийцу, далеко за церковной оградой моей памяти.

Она – Бескомпромиссная Дама и не заключает сделок с совестью.

А потом, когда я переполненный презрением и жалостью к самому себе, расплачусь, как ребенок, у нее на груди, она улыбнется и погладит меня своей мягкой рукой. «Ну что ты, глупый, »- скажет она с нежностью, - «перестань. Все будет хорошо» И я поверю, поверю, что завтра все изменится, и все будет по-иному, и я стану иным. И мне покажется, пусть только на мгновение, что я никогда больше не повторю старых ошибок и не совершу новых…

Она – Мудрая Дама, ей хочется верить.

Очнувшись по утру от тяжелого сна, настигшего меня в предрассветный час, я пойму, что безумно устал, и ничего не изменилось, и мир прежний, и я остался прежним. И мне нестерпимо захочется поскорее прожить еще один день, чтобы снова встретить её…

Ночь – Прекрасная Дама, и я готовлюсь к свиданию с ней.
[img]7889986756368306_600_573[/img]

2011-08-26 в 02:19


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]4795895955187926_407_600[/img]
Моей женщине сегодня тридцать.
Она грустит. Ей может быть, жаль десять прожитых лет. Она уже родила двоих детей и бросила мужа. Имеет высшее техническое образование, работает на двух работах одновременно и не умеет страстно целоваться.

Мой удел держать её за руку и молчать. Мне нечего сказать. Я в её жизни что-то вроде мимолетного увлечения. Или передышки. Пока она вновь не выйдет замуж. Пока все снова не повторится. Только детей ей больше не хочется. А хочется любви. Настоящей. Романтической. С цветами и конфетами. С ухаживаниями и свиданиями.

Я игра воображения. Моя задача дарить иллюзии.
Звонить посреди ночи и признаваться в чувствах. Говорить, как я хочу её. Как велика моя страсть. Будить утром и встречать на машине у подъезда, чтобы отвезти на работу. Жарко поцеловать пока горит красный свет. Долго смотреть в глаза. Вздыхать и открывать перед ней дверцу. В обед приглашать в ресторан и угощать кофе с коньяком. Выслушивать последние сплетни о её коллегах. Согласно кивать головой и нечаянно опускать взгляд на вырез платья.

Что я еще могу сделать для своей женщины когда ей тридцать?
Подавать пальто. Смущаясь говорить комплименты. Оценивать её покупки. Приезжать вечером к ней и готовить вместе ужин. Следить за её детьми. Вкручивать лампочки. Сверлить стены. Опять брать за руку и ловить каждое слово.

По выходным ездить в бассейн. Навещать её родителей. Сидеть за одним столом в семейном кругу. И…
… и слушать, как её мать рассказывает о новом ухажере моей женщины…

Моей женщине сегодня тридцать.
Она молчит. Мы многое не знаем друг о друге. И не хотим знать.
Нам хорошо вдвоём. Наши встречи не заканчиваются ссорами. Нам нечего делить. Она не ревнует меня, это я ревную её. К каждому новому взгляду на проходящих мимо мужчин. К словам подруг, советующих найти достойного. К шефу, бросающему на неё странные взгляды на работе. К коту, вечно спящему на холодильнике и перебирающемуся к ней на колени вечерами, трущемуся мордочкой о её тонкую шею, украшенную подаренной мной цепочкой с сердечком.

Ревную к заходящим к ней одноклассникам. Давно женатым. Обсуждающим с ней перипетии семейной жизни. К их мимолетным поцелуям в щечку. К её грустному увлечению листать школьный альбом с фотографиями и рассказывать мне о своей первой и второй любви.

Я отвожу взгляд, когда приходит новый забавный тип: кандидат на место будущего мужа. Тихо улыбаюсь. Закрываю глаза. И исчезаю. Мне не положено знать, что будет.

Мне позволено возвратиться только тогда, когда избраннику дано понять, что он не прошел испытание. Когда он покидает её дом, зная, что моя женщина никогда ему больше не позвонит.

Моя женщина. Она прожила достаточно. Ровно столько, сколько надо для осознания, что со мной, как бы хорош я ни был, жить нельзя. Поэтому она грустит сегодня.

Не потому, что ей жаль еще десять прожитых лет.
Моя женщина не умеет жить с иллюзией. По этой причине она каждый раз прощается со мной навсегда. Забывает. И грустит, встречая меня на пороге. В очередной раз.

Её дети не знают меня в лицо. Они не знают моего имени. Да и она сама называет меня по-разному. Я всегда такой, как хочется ей.
Ей сегодня тридцать. И я снова рядом. Это грустно.
Всегда грустно, когда живешь с иллюзией…
[img]4674366163799897_600_449[/img]

2011-08-28 в 17:08


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]3713589573629831_500_482[/img]
Она даже не представляет насколько она хорошая, поэтому, конечно же, я не скажу ни одного плохого слова о ней. И буду защищать ее, даже если она не права, потому что она -правда для меня, которую я себе лгу. У нее такие красивые глаза. Они голубые и прозрачные одновременно. И даже когда они мне лгут – я им все равно верю, потому что невозможно не верить тому, что тебя убивает и вдохновляет одновременно. Она очень любит шопинг. Иногда мне кажется, что не она ходит по магазинам, а магазины появляются вокруг нее. Она не примеряет кучу вещей, в надежде, что эта вещь ей подойдет, как делают, большинство женщин. Она просто заходит в магазин, оглядывает витрины своими голубыми прозрачными глазками, и затем, выбирает платье, которое висит в самом углу. Нет сомнений, что в этом платье она будет неотразима. Иногда мне кажется, что она идеальнее, чем манекен. Я ее никогда не увижу в этом нижнем белье, за которое она сейчас расплачивается на кассе. А вот кто-то другой увидит. И потом этот другой будет звонить ей каждый день, а она не будет брать трубку. Ей мало своей любви, поэтому она влюбляет в себя других. Наслаждайтесь на расстоянии, если не хотите новых разочарований. Она любит перечитывать sms-ки в своем телефоне, те - в которых ее сравнивают с королевой красоты, и те - в которых написано больше ста восьмидесяти знаков чьих-то чувств. У нее такой приятный голос, как у той девушки, которая озвучивает положительных героинь в дневных сериалах по центральному каналу. Она любит играть людьми. Я - ее любимая игрушка. И она не променяет меня на все пластмассовые игрушки Китая. За ней постоянно ухаживают какие-то молодые люди, у нее много подруг и еще больше друзей похожих на подруг. И все эти люди занимают какое-то место в ее сердце. Ее сердце – это морозилка с формочкой для заливки льда. И я – один из этих кубиков льда. Такой же одинаковый, прозрачный и холодный. Надеюсь, ее сердце когда-нибудь потеплеет, и я растаю. Хотя, как может потеплеть то, что ассоциируется исключительно с холодом? На любом мероприятии она всегда в центре внимания. Ею восхищаются и ее обожают. На самом деле, мероприятия для того и придуманы, чтобы кем-то восхищаться. Она делает вид, что такое внимание ей надоедает. В действительности, она только делает вид. Или видимость делает. Я очень часто думаю о ней. Мне кажется, что это перебор. Поэтому, я иногда стараюсь не думать о ней. Когда я стараюсь не думать о ней, то я уже думаю о ней. Она выбирает платья в магазине, а я думаю о ней. Она на вечеринке с друзьями, а я думаю о ней. Она с кем-то проводит время, а я думаю о ней. Даже когда она сидит дома одна, я всё равно думаю о ней. Ей, в принципе, можно ни о чем не беспокоиться, ведь о ней постоянно кто-то думает. Она выходит из магазина, перекладывая одной рукой платье в большом прямоугольном бумажном пакете, и останавливается передо мной. Она сейчас рядом со мной, но на самом деле далеко. И чем она дальше уйдет от меня, тем я больше захочу ее увидеть. Все с ней прекрасно, даже я. Раньше я думал, что счастье – это мгновение, но после того как я заглянул в ее глаза, то я понял, что счастье – вечно. Сегодня она облачена в приятный сладковатый аромат, хлопковое черное платье и сдержанную сексуальность. Она совершена в деталях. Ну, а в целом… А в целом, я вдребезги. Из-за нее. Ее интересует всё, поэтому она всем интересна. Мне интересна только она, поэтому у меня ничего нет кроме нее. А у кого ничего нет, того надо и оставить ни с чем. Я, наверно, сойду с ума с ней, впрочем, и без нее тоже. Она живет будущим с другими, а я прошлым с ней. Мне нужна машина времени. Я перемещусь в будущее, чтобы она обратила внимание на прошлое. Ко мне тоже приходило Прошлое, сказало, что скучает... Люди для того и придумали время, чтобы его терять. Зачем мне часы на левой руке, если они показывают не который час, а сколько времени упущено? Хотя, в моем случае, все упущено вне зависимости от времени. Она всегда будет появляться в вашей жизни стремительно и неожиданно, а затем демонстративно уходить, оставляя маленькую надежду ее увидеть вновь. И вот она опять делает то, что делают все феи в сказке. Исчезает в одно мгновение.

Я всегда хотел сделать любовь из прекрасного, просто потому, что ее больше не из чего делать.
[img]3103737852906193_600_389[/img]

2011-08-30 в 01:55


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]3454916924161598_500_527[/img]
Не уезжай! Не надо! Пронзительно. Кричу… А ты не слышишь. Бродячие собаки и бездомные коты собрались со всей округи на мой крик, а поезд ответил тяжелым вздохом. Только лишь ты ничего не слышишь. Говоришь… Ты понимаешь, ЧТО ты говоришь? Зачем ты это говоришь? Зачем мне знать, что тебя где-то там ждет жена? Зачем мне знать, что вы знакомы почти тридцать лет? Зачем мне знать, что вы с первого класса за одной партой? ЗАЧЕМ?!!! Ты словно на весах взвешиваешь тридцать лет с ней и три дня со мной. А на моих весах нет противовеса этим трем дням. НАШИМ трем дням. Нет у меня в загашнике тридцати лет с кем-то другим… Посмотри, мои весы с диким грохотом заваливаются на бок…

Утреннее такси, и мы еще вместе. Последний раз. Последний… Гипнотизирую секундную стрелку взглядом. Приказываю: Остановись! А она бежит. Бежит, понимаешь?! Крадет у меня самое ценное. И вот уже я стремительно выскакиваю из машины, мимоходом кинув прощальный поцелуй.

Опаздываю… Каблуками в асфальт впиваюсь, словно альпинист цепляюсь, подтягиваюсь, преодолеваю притяжение. Твое притяжение. Бегу… Убегаю… От тебя… От себя...Навсегда… Все. Теперь можно остановится… сесть… включить компьютер, окунуться в работу. Теперь можно продолжать жить дальше. Можно выкинуть все из головы...

Нет! Не выкину! На память оставлю. Помещу в красивую рамочку и повешу на стену. Буду проходить мимо и изредка цепляться. Зацеплю и вспомню тебя... Вспомню тебя и заплачу тихо, а потом закурю, перемешаю слезы с сигаретным дымом и выпью залпом… как микстуру. Мое горькое лекарство от душевных ран.

Зачем ты не ушел из моей жизни молча? Зачем не оставил меня без слов, без объяснений, без прощаний, когда губы опухли и еще болят от ночных поцелуев, словно от ударов, когда в глазах еще мелькают сполохи пожара. Тогда я еще могла быть сильной. Тогда я еще могла гордо уйти. Тогда я еще могла улыбнуться на прощание…

Теперь нет. Теперь я слабая. Ты мне надежду подарил и сразу отнимаешь. Подарок отнимаешь! А я не отдам. Не отдам, слышишь! И не проси, не смотреть на тебя. И не прячь глаза. Лучше в мои посмотри. Я знаю, тебе страшно. Боишься заблудиться. Думаешь там лабиринт – войдешь и не сможешь выбраться. Глупый! Не понимаешь, что уже заблудился. Заблудился в этом мире. А я нить тебе дам, выведу тебя. Только смотри, погружайся, тони… Забудь обо всем. А я сильной буду, я спасу тебя, вытащу, на себе вынесу, раны залечу, залижу, зацелую. Я все смогу, только поверь. Только останься.

А ты говоришь, опять говоришь… словами. И не слышишь меня, не понимаешь...Ладно, ты победил... Забирай свой подарок и посади меня на автобус. Я первая хочу уехать. Не хочу видеть, как уезжаешь ты…

Прощай.
[img]8209585096186006_399_600[/img]

2011-09-04 в 01:14


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]8711194760455146_500_478[/img]
Неожиданный хлесткий удар сбил с лица улыбку. Она полетела радужным, стеклянным шаром, ударилась об угол шкафа и с хрустальным звоном осыпалась дождем мелких осколков. Из рассеченной губы полилась кровь. От ее железного вкуса стало тошно глотать. Пересилив спазм, Вера все же сглотнула. Губа опухла и, казалось, раздулась до невероятных размеров, налилась тяжестью и одеревенела. Она выделялась на лице уродливым чужеродным наростом, причиняющим боль. Струйка алой крови текла по подбородку и убегала все ниже и ниже, поставив себе целью добраться до заветной ложбинки.

Вера аккуратно дотронулась до раны, поморщилась, посмотрела на окровавленные кончики пальцев. В уголках глаз заблестели слезы обиды, в душе алым маковым цветом распустилось чувство какого-то мазохистского удовольствия.

- Ты что? С ума сошел? – в ее голосе странным образом переплетались нотки смиренной покорности раба, возмущения и праведного гнева невинной жертвы, обвинения и уверенности в своей правоте прокурора, беспристрастности судьи, кровожадного безразличия палача. Она одновременно выступала во всех ипостасях разом, причем от каждой получала сладостное, даже сладострастное удовлетворение.

Когда-то в бытность своей учебы в художественном училище Вере приходилось делать размывку, когда, используя только кисть, черную краску и воду, можно было добиться незаметного для глаз, постепенного перехода от одного цвета к другому. Вера любила это упражнение и каждый раз самозабвенно принималась превращать белое в черное. Она так и не стала художником, потому что оказалось, что кроме этой трансформации ее, по большому счету, больше ничто не интересовало.

Вот и сейчас она как бы рассматривала себя сквозь огромную лупу и пыталась найти ту границу, тот магический переход от невинной жертвы к карающему палачу. И опять, как в юности, понимала, что размывка выполнена идеально.

Ради того, чтоб хоть на мгновение почувствовать силу своей слабости, ради того, чтоб увидеть, как промелькнет в глазах истязателя страх, ради того, чтоб иметь возможность обвинять и карать, ради того, чтоб увидеть своего мучителя на коленях, ради всего этого она готова была терпеть побои. Она знала, что на этом процессе никогда не будет адвоката и, следовательно, победа ей обеспечена.

[img]3350142749807747_500_395[/img]

2011-09-05 в 23:41


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]5837019013582871_500_375[/img]
Он – мужчина, ему – больше чем, достаточно. Она – девушка, ей – всего ничего.
Она – продавец в магазинчике, Он иногда в этот магазинчик заходит – там полно всякой всячины. Он любит рассматривать, эту всякую всячину, потому что здесь Она рядом. Можно украдкой бросить взгляд на Нее, хотя ей все равно, а может даже наоборот, Он смотрит на Нее, а Она не замечает Его взгляда. Иногда Он даже рад этому, ведь не известно еще как Она на это отреагирует.

Он – одинок по жизни. У Нее наверно есть парень. Хотя почему наверно? Скорее всего. Она ему очень нравится. Он ей вряд ли. Вряд ли Она над этим даже задумывалась.

Вот Она, рядом; руку протяни и …. притронешься к молодому красивому телу. Он для Нее всего лишь клиент, и не самый частый. Он не хочет надоедать своими посещениями, когда-нибудь придет день и уже не будет повода зайти. Он смотрит на нее пристально, в упор, гипнотизирующим взглядом. Хорошо что Она не замечает этого, пришлось бы объясняться. Он уходит. Она даже не оглянулась.

Он идет домой. Дела домашние. Заботы. Хлопоты. Затем вечер. Погашен свет. Горит свеча. Он перед свечей. Глядит на ее пламя силясь в нем увидеть милые черты. Поздний вечер. Она уже безмятежно спит в своей теплой постельке. Он грезит Ею. Она видит сны.

Вот они рядом. Он протягивает руку и кончиками пальцев несмело дотрагивается Ее щеки. Образ Ее смутно и с трудом прорисовывается. Его лицо как в дымке, как в тумане – не разглядеть. Она берет его руку, на ней … кожаный наручник. Она льнет к Его ладони. Она мозолистая, грубоватая, слегка дрожит. Кожа на ее лице нежная, мягкая. Заусенцы на ладони ее слегка царапают. Ей это очень нравится. Она берет другую руку … и здесь наручник. И вот Ее лицо в Его руках. Он поднимает их вверх, приподнимая и разводя в стороны Ее челку. Снова опускает и вот Его руки сходятся снизу на Ее подбородке. Она держит Его руки не отпуская их, чтобы они не пропали в этой туманной дымке. Он едва касается Ее лица своими лапищами.

Вдруг Она целует его ладонь! Он в шоке! Он целует Ее пальчики по одному. Каждый. Она целует другую Его ладонь! Он притягивает Ее лицо. Едва касаясь губами целует ее то в одну щеку, то в другую. Ей это нравится очень-очень. Она закрывает глаза боясь поверить в это. Он целует Ее в лоб как ребенка. Она переводит свои руки с Его рук на шею … но что это??!! Ошейник с шипами!!! Она вздрагивает. Он целует ее глаза. Бог мой! Как это прекрасно! Вот Он снова нежно едва касается Ее щеки своими губами. Они влажные, нежные. Их лица соприкасаются щеками. Его грубая щетина царапает Ее нежную бархатистую кожу. По Ее телу пробегает легкая волнующая, нервная дрожь. Она охватывает обоих. Его руки дрожат. Ее не меньше. Он отстраняется чтобы поцеловать ее губы. Она подставляет их для поцелуя. Он своими тянется к ней. Вот еще не много и они соединятся …

Туман густеет. Сумрак сгущается. Какая то невероятная сила разрывает их объятия. Слышится его бессильный полный горечи стон. Ее последний легкий вскрик недоумения.

Утро. Он спит опершись руками на стол и положив на них свою буйную головушку. Она проснулась у себя дома. Что это было? Сон наяву? Или явь во сне? Туалет. Ванная. Завтрак наспех. Работа.

Он возвращается с работы. Заходит в знакомый магазинчик. Спрашивает какую-то мелочь. Она смотрит на Него усталым взглядом. Он, как всегда, пристально смотрит на Нее. Что то притягивает Ее взгляд. Она не может оторваться. Но что? Она глазами ищет, что могло так приковать ее взгляд? Он поворачивается и … уходит. У Нее внутри все обрывается, как-будто она теряет что то очень дорогое! Навсегда теряет! Она понимает … Вот же оно!!! Наручники! Кожаные наручники! И этот ошейник! Черный, кожаный с острыми шипами! Как же его остановить??? Что же делать? Так нельзя! Так не должно быть! Бог ты мой! Но почему??? Нет! Так не может быть! Неужели он не помнит??? Так не бывает, чтобы у Нее было, а у Него – нет! А может это было только у Нее во сне? Нет! Он тоже там был! Он должен помнить Ее!

Через день Он снова приходит. Что-то просит показать. Пока Она ищет и придумывает что сказать, Он кладет на прилавок листок. Не дожидаясь, поворачивается и уходит. Она поворачивается. В руках какая-то безделица. Фраза застывает на Ее губах. Берет листок. Читает. Читает тот самый рассказ, который вы тоже сейчас читаете! Значит знает! Значит помнит!

[img]4468032542765473_449_600[/img]

2011-09-11 в 15:38


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]6172801405582153_450_600[/img]
Утро. Она встала. Села на край. Какой странный сон. На щеке осталось ощущение прикосновения. Потрогала. Как будто там могло что-то остаться. Надо собираться. Все как всегда. Завтрак на бегу. Легкий макияж. На работу. Утром – мало кто заходит.

Наплывают воспоминания. Сначала вокруг дымка или туман. Надвигается что-то мрачное. Все расплывчато. Невнятно. В этой дымке или тумане. Таинственно. Загадочно. Страшно. Он средних лет. Видны волосы с большой проседью. Высокий лоб. Большая залысина впереди. Лица не разобрать.

Он тянется к Ней рукой. Хочется убежать. Тело не слушается. Застыло в оцепенении. Дотрагивается едва-едва. Тепло. Нежно. Ласково. Страх, испуг исчезли. Хочется прильнуть к этой руке. Приласкаться. Она берет руку ... Что это? Наручник. Черный, кожаный браслет с клепками. Прижимает Его ладонь к щеке. Ее глаза закрываются. Она не в силах бороться с этим. Нежная, небесная голубизна окутывает Ее. Пространство теряет свои границы. Разум мутится. Весь мир переворачивается.

Грубоватая. С бугорками мозолей. Его ладонь. Такая добрая. Ласковая. Ей хорошо. Кажется Его ладонь излучает доброту и нежность. Нежность. Ласка. Радость. Счастье. Они наполняют Ее. Это его ладонь. Она берет другую руку. И … там тоже наручник. Черный из толстой кожи. Вторая Его ладонь на Ее лице. Безумное счастье и радость заполняют Ее. Всю. От пяток до кончиков волос. Каждый орган. Каждую клеточку. Его руки ползут вверх. Ерошат Ее челку. Опускаются вниз. Едва касаясь движутся к подбородку. Сладкая нега разливается по телу. Хочется упасть перед ним ниц. Довериться. Отдаться. Покорится. Стать его вещью. Игрушкой.

Пусть играет. Нежит. Ласкает. Как приятно. Приятно быть нужной. Нужной Ему вещью. Быть любимой. Любимой Его игрушкой. Хочется следовать за Ним. Безрассудно. Безропотно. Не задумываясь. Не рассуждая. Служить Ему. Да хоть прислуживать! Но Ему. Не кому-нибудь, а только ему. Потому что это Он. Потому что Он один такой. Один на весь белый свет. С Ним каждый день – праздник. С ним Ее жизнь обретает смысл. Только с Ним она чувствует себя счастливой.

Он притягивает Ее. Их лица соприкасаются. Его жесткая щетина царапает ее кожу. Ей не больно. Нет! Даже дрожь пробегает по Ее телу. Голова идет кругом.

Без него мрак. Пустота. Безысходность. Тоска. Жизнь теряет весь свой смысл. Ее жизнь. Свет меркнет. Солнце затуманивается.
Он отстраняется. Она чувствует. Понимает. Он хочет Ее поцеловать. Она подставляет свои губы. Она уже чувствует Его дыхание. Каждой порой. Каждой клеточкой своего лица. Еще миг и их губы сольются …

Какая-то грубая сила разрывает их. От неожиданности Она теряется. Зачем? Почему? Нет!!! Не надо!!! Она слышит Его бессильный стон.Невольно вскрикивает от непонимания. На Нее спускается мрак. Он сгущается. Тяжелеет. Она просыпается.

Воспоминания отступают. Уступая место реальности. Теперь серой и унылой. Она на работе. Ей что-то говорят. Она кивает головой. Но Она не здесь. Она там. Там в своем неожиданном сне. Реальность тяготит Ее. Ей хочется снова вернуться туда. Обратно. К Нему. В Его объятия.

Конец рабочего дня. Зачастили покупатели. Одни покупают. Другие смотрят. Кто-то присматривается. Ей все равно. Да хоть все заберите. Ей плохо без Него. В этой безвестности. В этой неопределенности. Входит мрачный тип. Дня два не брит. Давно не стрижен. Средних лет. С сильной проседью. Высокой залысиной. Взгляд сам собой следит за Ним. Она еще где-то там. В своих воспоминаниях. Глаза механически следуют за ним. Он что-то спросил. Она ответила. Глаза как прикованы к Нему. Но что в нем такого? Странно. Его глаза. Они прячутся за затемненными очками. За ними тяжелый, грустный усталый взгляд. Взгляд уже пожившего человека. Человека повидавшего в этой жизни.

Он просит показать безделицу. Она поворачивается. Ищет. Мысль как луч света во мраке. Его руки? Она оглядывается. Да! Они! Эти черные наручники! Из толстой кожи! Поднимает взгляд через плечо. И ошейник с шипами! Это Он!!! Что же Ему сказать??? Как дать Ему понять??? Нашла. Бог мой!!! Что же Ему сказать??? Как дать понять – это Я! Я из Их сна! А может это только Ее сон?! Нет этого не может быть! Он был там! Он должен помнить! Этот сон не мог сниться только Ей!

Оборачивается. Его нет! Он ушел! Как же??? А Она? А как же Она? Как же Их сон? На прилавке бумажка. На ней текст. Рука тянется к ней. К этой бумажке. Как к последней надежде. Как к спасительной соломинке. Разворачивает ее. Заголовок. Читает. «Он и Она». Быстро пробегает глазами. Да это Их сон! Это рассказ о том как Он видел этот сон. Что чувствовал. Значит сердце не ошиблось. Значит это ОН!!! Значит знает! Значит помнит! Значит еще вернется! Еще придет! И они будут вместе!

[img]2671613963351692_500_538[/img]

2011-09-14 в 22:34


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]0784807936348214_450_600[/img]
Он ни слова не понимает по-русски. Здоровый, тупой и черный. Нет, я не расистка. Если бы я была расистка, я бы не лежала сейчас перед ним в полураспахнутом халате. Единственное, что меня просто бесит - его играющая улыбка, такая самоуверенная, такая самовлюбленная. Жеребец, которому еще ни одна не отказала. Он немного умеет лопотать на испанском. Наверно, учился в Колумбии.

- Que queres? - спрашивает он все с той же игривостью.
- Нихуя, - отвечаю я, и мне самой становится смешно.
- Ни я, ни я, - смеется он, подыгрывая мне, отчего становится совсем смехотворным. Жаль, что сейчас здесь нет ни Наташки, ни Кати - они бы вдоволь над ним поиздевались. Я же не люблю долгие бесмыссленные приколы - со ржанием и заплаканными от смеха слезами, с растекшейся тушью и смазанной помадой.

- Ты тупой? - спрашиваю я, касаясь носком туфли бугорка под трусами.
- Fuck me, a? - подмигивает он.
- Я отфачу, отфачу, - киваю я с угрозой. Он понимает это как знак согласия и присаживается на край дивана. Я вижу, как бугорок заинтересованно растет. Он тоже это чувствует и высвобождает его из плена ткани, так, что его орудие сплывает вдоль его черного бедра справа и видно слегка лиловую головку.

Я понимаю, что не хочу с ним целоваться. Я хочу, чтобы меня просто грубо использовали. Как надувную Мэгги по 400 баксов. Как это делают суданцы или нигерийцы во французских порнолентах. Мне интересно, этот кобель суданец или нигериец?

- Where are you from? - спрашиваю я.
Он мотает головой: "No inglese, no inglese..."
- Инглезе ты мой несчастный, - вздыхаю я и касаюсь его бритой головы, - хочешь вот так, туда, лик-лик? - спрашиваю я его, указывая на свои трусики.

Белые парни пижонствуют, никто не хочет делать кунни. Этот, нигериец он или марокканец, не знаю, приветливо кивает и сразу берется за резинку моих трусов. Я приподнимаю зад и раздвигаю ноги.

Я даже не была еще в ванной, но он не брезглив. Он встает на колени, вытягивает спину, шею, такой длинный и послушный и начинает нежно водить языком по моим губкам.

Я беру его за уши и ставлю правую ногу в туфле прямо ему на плечо. Он кажется улыбается или это гримаса от того, что он силится поглубже ввести свой лиловый и без того длиннющий язык.

Мне приятно всегда, когда лижут сильно и со знанием дела. Я не позволю лизать канадцам или америкосам. Имею в виду белых. Они ленивые как черти. Лижут кое-как и думают что делают одолжение. Да пошли вы, вонючие псы. Как вас еще терпят ваши Дженни?

Прикольно извиваться от сильных вращений языка внутри тебя. Словно змея вползает в твои внутренности. И думать при этом о тех, кто доставил тебе так много радости. Вспомнила одного филиппинца... Маленький, кучерявый, но делал кунни очень старательно и предпочитал только так... секс обычный ему был не нужен. Объяснил, что получает кайф от унижения перед женщиной. Предлагал вообще такие вещи, стыдно вспоминать...Отказалась...

Мой лиловый марокканец тем временем старается из всех сил. Он даже делает мне немного больно.
Нет, на 10 минут его не хватило, по сотке засекла специально...
Приподнимается, вытирает подбородок. Смотрит на меня уже как начальник...
Я лениво встаю, меня немного качает. Много текилы, мало еды. В этом мотеле вообше не отпускают горячего...
Я иду к столу и взгромождаю одно колено на его шлифованную поверхность. Я знаю, что черные любят сзади.
Он почему-то недовольно морщится. Я даже вижу как его инструмент опускается от неведомого мне разочарования.
Тут я понимаю, что он желает ответной ласки. Но я твердо осознаю, что меня вырвет. Нет, лучше довести его до истерики и отдаться тупо и по звериному...

Я показываю ему, что хочу курить. Он берет пачку со стола и идет на балкончик.
Я сбрасываю халат и следую за ним. На ходу избавляюсь от болтающихся на одной ноге трусиков.
- Como te llama? - моих знаний испанского хватает только на это.
- Мигель, - говорит он мрачно и глубоко затягивается. Какие толстые у него губы.
- Гуд нэйм, - говорю я.
- А-ха, - отвечает он, все еще обиженный и почти невидимый в темноте улицы.
Я иду в комнату с сигаретой, включаю музыку, набрасываю халат и начинаю танцевать.
Он недоуменно наблюдает за мной, стоя у балконной двери. Вокруг его головы, как одинокая мысль, кружит москит.
Я не обращаю внимания на него и понимаю, что это его бесит. Потом я иду на кухню и достаю из холодильника сливки. Начинаю кушать.
Он подходит ко мне сзади и сжимает талию - больно, но вполне объяснимо.
Я продолжаю есть, и делаю ему чмок губами, мол, привет, тебе чего?
Он сопит и поднимает мой халат. Я знаю, что выгляжу законченной шлюхой. Как на снэпшоте порносайта. Он берет из моих рук сливки, запускает туда пальцы и вымазывает одним движением у меня между ногами. Потом мажет мой рот. С силой целует его. Затем впивается в шею. Он почти кусает меня и одновременно я чувствую как он вводит, долго и извилисто, горячо и глубоко, я не знаю, хватит ли во мне места, а он все вводит, вводит, как некий шланг...и я понимаю что недооценила его размеров... я уже почти лежу на столе, я облизываю губы в сливках, а он... горячая змея сверлит меня, ей так туго во мне, я непроизвольно вскрикиваю, а он что-то шепчет на наречии каких-то африканских пастухов...

Потом он вдруг выходит из меня, поворачивает меня лицом и вдруг резко забрасывает мои ноги себе на пояс. Я обхватываю его ногами и вскрикиваю. Он вводит в меня и смотрит прямо в глаза. Я защищаюсь от этого взгляда, стряхнув на глаза челку... Он несет меня на своем стволе в комнату, встает прямо напротив открытого окна и начинает демонстративно, словно перед камерой, иметь меня на глазах окон напротив. Я слышу как люди, вышедшие на балкон, аплодируют ему...

А во мне нет ни гнева, ни стыда...мне хорошо...в эту минуту я так люблю его...
[img]2861656655535543_400_600[/img]

2011-09-16 в 01:20


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]8512840073909003_500_375[/img]
И зачем нужно было звонить ему, набирать давно забытый номер? Этого она и сама не знала. Прошло столько лет, разъединивших любовников, которые когда–то любили друг друга, что в ее кругу уже стали анекдотом его рыдания и сцены в общественных местах, истерические звонки его жены (теперь – жены в прошедшем времени), отчаянной дочери – подростка, крывшей матом папину любовницу.

У них было столько грязи и занудства, они столько пережили вместе и благополучно забыли – для того ли, чтобы ворошить старое, воскрешать мертвецов, возвращаться в одну постель. Зачем?

Она курит, валяясь на диване, и со свойственной женщине непоследовательностью думает о том, что, может быть, у них «еще ничего и не будет», они поговорят, как всегда, об искусстве, попьют вина, и она его выставит до закрытия метро. В действительности, ей совершенно не хочется его общества. Но более подходящей компании на этот вечер просто не удалось найти, хотя она обзвонила всех знакомых мужчин, мало-мальски годящихся на роль мужчины на одну ночь.

Все они оказались заняты. Возможно, кое-кто из них об этом пожалеет уже завтра, разыскивая ее, чтобы исправить ошибку, думает она, чуть улыбаясь и выдувая дым колечками. Она живет сегодняшним днем, а день завтрашний, как и последующий месяц, расписан по минутам.

Она пишет книгу, учебник по сексопатологии, и ее голова набита сексом. Но всё, что ниже головы, заумной головки в тонких очках, торчащих на одухотворенном некрасивом носике, давно уже спит летаргическим сном, вспоминая в полусне о своей независимой жизни женского тела лишь изредка, потревоженное неясным томлением. И тогда ей не хочется работать, и она откладывает книгу и валяется в прострации у телевизора, или идет к близкой подруге, тоже ученой даме, и тоже разведенной, и они проводят неплохой и совсем не тоскливый вечер за стаканчиком красного вина.

Но сегодня у нее другая программа, и она ждет в гости бывшего любовника.

Он приходит в назначенное время. Он – абсолютно асексуальный, невзрачный субтильный мужчина с изрядно поседевшей, аккуратно подстриженной головой на длинной беспомощной шее. В его лице определенно есть что-то птичье, нос напоминает аристократический клюв, во внешнем облике угадывается принадлежность к богеме (костюм истаскан, манеры артистичны).

В его прозрачных голубых глазах застыло отчаянное выражение человека, ведущего борьбу за выживание в прагматичном мире.

У нее дома нет мужских тапок, и он прямо в ботинках проходит в комнату. Он уже пьян, и ее чистенькая спальня, пропитанная китайскими свечами, тут же наполнятся запахом дешевых сигарет и трехдневного перегара. Он, не мешкая, ловко открывает бутылку вина, разливает его в стоящие на журнальном столике фужеры, и она тут же залпом выпивает вино. И протягивает фужер за добавкой.

Напьюсь, думает она, напьюсь до поросячьего визга.
И залпом осушает добавку.

Он принес из кухни посуду и разделывает на столике цыпленка гриль, вынутого из промасленного пакета. Она заранее предупредила, что не станет возиться у плиты, и он взял на себя заботу об ужине. Это хорошо. Она полулежит на разобранном диване, улыбаясь в пространство, думая о том, что нашла себе на вечер не самую плохую компанию. Ее голова отяжелела, мысли путаются, тело, наконец, впервые за полгода расслаблено.

Они ужинают и беседуют. Он пишет бесконечно длинный роман в стихах. Он писал этот роман и тогда, когда они были вместе, но за эти годы далеко продвинулся. Роман близится к логической точке завершения, и тогда его автор на год потеряет смысл своего существования и уйдет в запой. Ему не хочется об этом даже думать, и о скором завершении романа он говорит с бесконечной неохотой.

Она спрашивает, кому, по его мнению, будет интересен этот роман, содержание которого можно охарактеризовать как «ни о чем», с его однообразными, тягучими рифмами. А он отвечает, как само собой разумеющееся, что роман, безусловно, интересен литераторам, увлеченным однообразными рифмами. Теперь она уже опьянела настолько, что в его словах видит особый смысл, недоступный трезвому человеку, и, подчиняясь порыву, она обнимает его крепко-крепко, и понимает, что уже дозрела.

Они лежат в постели; она – пьяная и расслабленная, он – серьезный и сосредоточенный, как на работе, и это её смешит, но нельзя рассмеяться.

Звонит телефон – конечно, подруга, и нужно только протянуть руку и нажать «отбой», но они словно не замечают помехи, и телефон звонит и звонит еще минуты три, разрезая пространство.

Он целует ее, гладит беспорядочно разбросанные по подушке волосы, осторожно ложится на нее, и, обнимая его худые плечи, она вдруг вспоминает, как унижала его, надоевшего и брошенного на произвол судьбы со своими семейными проблемами, и улыбается в темноту, шевеля полуоткрытыми губами.

Ее обволакивает предчувствие наслаждения, и не хочется думать. Но она не может не думать, не может усыпить своего критика, и ей кажется, что где-то глубоко в голове у нее сидит маленький, гадкий человечек, подглядывающий за ними и комментирующий все, что с ними происходит. Ей хочется швырнуть в него учебником по сексопатологии, но нет под рукою учебника.

Его член входит в нее, и она чувствует, как ритм его дыхания на мгновение сбивается. Как и ее пульс.

Он глубоко проникает в ее тело и в подсознание, где шевелятся давно забытые импульсы, оживает память первобытной самки, отдающейся своему каннибалу-возлюбленному.

Она поворачивает голову, и ее взгляд упирается в большое зеркало, украшающее стенку и без всякой сознательной задумки когда-то установленное так, чтобы в нем отражалась постель. В ее полуоткрытых глазах просыпается интерес к увиденной картинке. Она облизывает губы и начинает постанывать, возбуждаясь все больше и больше.

Боже мой, но какая, черт возьми, в этой возне может быть поэзия и гармония? Человек – высокоорганизованное животное, не более. Катулл был прав, воспевая похоть такой, какая она есть – грубой и физиологичной, так думает она, прислушиваясь к их телам, ставших единым целым.

Да, но он, конечно, не поймет во всем этом ни черта, даже если она проговорит свои мысли вслух. Все эти отчаянные романтики, воспевающие человеческое тело, создающие культ прекрасной дамы, живут на другой планете. И читают Горация, а не Катулла.

Его толчки становятся все более резкими и требовательными. Она чувствует, что уже весь ее организм подчинен его ритму, заставляя синхронно двигаться, дышать, моргать, синхронно вырабатывать кровь.

Она – уже у края обрыва. Сделав глубокий вдох – и шаг к краю - она падает, падает вниз, с душераздирающим криком, которого должны испугаться соседи, привыкшие к тишине.

И тут они кончают одновременно.

- Который час?
- Двенадцать, - он отыскивает на полу свои трусы, носки, брюки, и она поворачивается на другой бок, чтобы избавить себя от зрелища одевающегося мужчины, уже исчерпанного и ставшего ненужным.

- Жаль. Впрочем… слушай, у тебя есть деньги? - она поворачивает к нему голову.
- Да, конечно, есть. Сколько тебе надо? – он с готовностью достает кошелёк, явно собираясь отдать ей последнее, что еще не успел пропить.

- Да нет, не мне… Я подумала, может, ты захочешь уехать домой? Я вызову такси.
Он мнется, прежде чем ответить. Потом тихо проговаривает:
- Да, конечно… завтра рано вставать, и я оставил дома документы. Конечно, я пойду. Нет, такси не нужно, тормозну частника.
- Ты не обиделся?
Он что-то мямлит, застегивает рубашку не на те пуговицы.
- Ну, я тебе позвоню как-нибудь, хорошо?
Он быстро кивает и выходит. Поворот головы – на лестнице, еще один (последний) кивок, дробь быстрых шагов, сбегающих вниз.
Ушел.

Она возвращается в комнату, бросается на постель, вниз лицом, и уже через пару минут засыпает. Улыбаясь во сне улыбкой счастливого ребенка, получившего в подарок давно желанную игрушку.

[img]7726059709693963_600_400[/img]

2011-10-06 в 01:02


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

[img]8075268086511961_500_375[/img]
Я не пойду к ней.

Эту фразу он, кажется, произнес вслух, потому что девушка за стойкой вопросительно на него взглянула.

Сложив трясущиеся губы в жалкую улыбку, словно извиняясь, и презирая за это себя, Кир забрал свое пиво и отправился вглубь небольшого зала, похожего на внутренность средневекового замка.

Помещение кафе «Грот» затемнено, стены задрапированы дерюгой, сквозь которую проглядывает грубая каменная кладка, над головой раскачиваются, заставляя пригибать голову, стилизованные чугунные светильники – все это было созвучно его внутреннему мироощущению. Мир, черный, как квадрат Малевича. Его жизнь, разрушенная, как каменная кладка времени, из которого материализовалось в городок, где он жил, это средневековое кафе. Страшная правда о себе, как чугунный светильник, нацеленный в голову.

Он сел за столик на одного, поставил перед собой поднос с пивными кружками и стал пить пиво.

- Я не пойду к ней, - сказал он вслух, как только открыл глаза.
Лена пошевелилась, приподнялась на локте, щурясь от пробивавшегося в окно солнца, поглядела на часы.
- Полседьмого утра… воскресенье… е-мое, - она пошарила рукой по полу, отыскивая свои сигареты.
Он встал и направился в туалет.
- Что за манера дверь за собой не закрывать, - услышал он недовольный возглас Лены.

Горячей воды не было. Кир ежился под ледяной струей, думая о том, не что он потратит сегодняшний день, если не пойдет к ней. Фактически, в этом случае он мог бы и не просыпаться.

Лена варила кофе.
- Давай поговорим, - попросил он, садясь голым задом на краешек плюшевого «уголка».
- Белое! Мой диван! – Лена оставила кофеварку, бросилась в комнату, вырыла в платяном шкафу его семейные трусы, и, вновь материализовавшись на кухне, тыкала их ему прямо в лицо, - Надевай. Что за манера…

- Давай поговорим, - не меняя интонации, повторил он, после того как надел трусы.
- Ну давай, - Лена разлила кофе и села напротив, уткнув подбородок в ладони, сложенные «лотосом».

- Я хочу быть с тобой, - начал Кир, - только с тобой. Я хочу излечиться.
- Сходи в психотерапевтическую группу для жертв инцеста, - посоветовала она.
- Леночка, родная, помоги мне. У меня никого нет ближе тебя, - он просительно, почти заискивающе, посмотрел ей в глаза; пальцы судорожно сгребли клеенку в ненавистную красную клетку.

- Да ну? А мамочка драгоценная? – Лена пододвинула тяжелую пепельницу, прикурила. Всякий раз, когда она затягивалась, ее невзрачное лицо становилось одухотворенным, почти интригующим. Кир подумал, что эту уродку спасает только беспрестанное курение, иначе на нее не посмотрел бы ни он, ни кто-либо другой.

И, внезапно осознав свою к ней неприязнь, он понял, что цепляется за совершенно чужого человека, просто чтобы быть как все, что он ей безразличен, и что не следовало ему доверять свое самое сокровенное этой женщине, которая не понимает и не любит его.

Он тоскливо вздохнул, допил кофе, встал из-за стола, натянул на стройное мускулистое тело джемпер без майки и джинсы, сунул ноги в кроссовки, вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.

Сейчас, сидя в кафе, он размышлял о том, что, пожалуй, уже сегодня следует забрать свои вещи. Или это лучше сделать, когда ее не будет дома? Видеть Лену Кир больше не хотел.

Я не пойду к ней, по инерции подумал он. При этом осознавая, что сейчас выпьет все это пиво, и, как всегда пьяный и жалкий, придет к ней и в очередной раз окунется в вязкую тоску запретного. Умирая в двадцатитысячный раз.

К шести вечера он был пьян в стельку. Его лицо отекло от слез и выпитого пива. Голова тупо болела.

Самое время, подумал Кир, тяжело поднимаясь из-за стола. Теперь я в нужной форме.
И он пошел к ней, пошел пешком, вместо того, чтобы взять такси, пьяно шатаясь. Его осторожно обходили прохожие. Он наступал в лужи - пока сидел в кафе, оказывается, прошел дождь – и его светло-серые джинсы были забрызганы жидкой грязью. Но ему было на это наплевать.

Она лежала в разобранной постели, раскрытая, в коротком халатике, чуть раздвинув ноги. Белья на ней не было, и его взгляд сразу выцелил самое главное. Тот заветный островок между ног, который навсегда стал для него олицетворением всего лучшего и худшего, что есть в женщине, сутью Женщины как таковой, с их первой ночи, когда он потерял невинность. Когда она заперла дверь их общего гостиничного номера, повалила его на диван, встала перед ним, решительная и беспощадная, как смерть, медленно стянула с себя лосины, и, придвигаясь к его лицу, приказала: «Лижи!»

Киру тогда было восемнадцать. Ей – тридцать семь, но все считали, что меньше. Она была красивой, веселой, развратной (как говорили его одноклассники, он же просто не думал об этом, но сразу бил в морду, заступаясь за нее).

Действительно, подумал Кир. Развратная, какая же еще. Самая настоящая сучка.

Теперь уже от ее красоты не осталось и следа. Она лежала в психбольнице, после того, как порезала себе вены, а в записке, адресованной ему, написала: «Я сделала с тобой то, что должна была сделать». Уже после больницы она начала стариться и расплываться с катастрофической быстротой, а в последние года три вообще практически не выходила из дома и напоминала самку бегемота в старости.

- Привет, - хрипло сказал он, подходя к кровати.
- А… пришел, - без эмоций произнесла она, и тяжело перевернулась, чтобы его не видеть.
Кир, не спеша, разделся, залез под одеяло и бережно укрыл ее, вытянулся рядом и замер. Волны блаженства, не похожие на любые другие волны, приходящие к нему от других женщин, накатывали и убегали на отмель сознания. Ему казалось, что он, наконец, вернулся домой.

Он обнял бегемотиху, пытаясь развернуть ее обмякшее тело к себе. И почувствовал, что она плачет.
- Ты чего? – спросил он грубовато, чтобы скрыть накатившую нежность.
- Когда ты прекратишь меня мучить, - произнесла она, отбрасывая его руку.

Он начал ее целовать: морщинистую шею, дряблые руки, обвисшие груди, зажмурившись, видя ее перед собой такой, какой она была тогда, а не сейчас. Единственная женщина, на которую у него стоял член.

Он был почти импотентом, и в результате все эти сучки, такие, как Лена, начинали его ненавидеть. Она была его единственной, та, которая подарила ему жизнь, а потом – медленную и мучительную смерть.

Когда он входил в ее тело, на глазах у него всегда выступали слезы. Он чувствовал себя гадким, плохим мальчишкой, недостойным права жить. И не мог жить иначе.

Три года назад она отказалась быть с ним. И он ушел в запой.
Ему хотелось грубо обругать ее, хотелось потрясти за плечи и спросить: «Зачем ты поступила так со мной? Сначала отняла нормальную жизнь, а потом выгнала из своей жизни…» Ему хотелось задать ей этот вопрос: зачем?

У него чесались руки даже ударить ее. Но он не мог. Потому что она все еще была его матерью.

Внезапно она пошевелилась, губы разомкнулись со шлепком чавкающей грязи.
- Кир, - позвала она.
- Что? – не произнес он, а выдохнул. Связь между ними по-прежнему была слишком тесной, и от ее голоса спине стало холодно. Он ждал, затаив дыхание.

И она сказала:
- Кир, я больна, у меня рак. Последняя стадия.

Он не помнил, как выбрался из ее объятий, ставших цепкими дряблых рук. Не помнил, как оделся, выскочил из квартиры и побежал по пустырю к остановке трамвая. Он бежал и плакал, и усиливающийся дождь скрывал его слезы от редких прохожих.

Кир бежал и думал о том, как эта утрата велика и непосильна для его тридцатишестилетних плеч. Это была тройная утрата: сначала он потерял ее как мать, потом – как единственную женщину, а вскоре и окончательно потеряет. И захлопнувшаяся за ней крышка гроба даст ему свободу и право чувствовать себя совершенно здоровым человеком. Но ему было это все не нужно.

Он задыхался; приступ тахикардии вызвал предобморочное состояние. Он упал на колени в жидкую грязь. Его рвало какой-то слизью прямо на джинсы. Это был конец, он осознавал, конец.

И вдруг, корчась от спазмов и давясь блевотиной, Кир понял, зачем человечество веками и тысячелетиями лелеет эти табу, понял и расхохотался, как сумасшедший, глядя расширенными зрачками в пустоту, словно за ней скрывались невидимые для него зрители.

А может, они, зрители, действительно сидели в тёмном зале по ТУ СТОРОНУ? Как минимум двое, заключившие между собой пари.
Вечное пари, которое один из них обречён другому проигрывать.

Теснота в груди, вязкая жижа, медленно гаснущий свет.

Пустота навалилась на него и раздавила.

2011-10-06 в 23:53


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

В реальном мире, которого невротик избегает, господствует общество людей и созданные ими институты; уход от реальности является одновременно и выходом из человеческого сообщества.

З. Фрейд, "Тотем и табу"

Грустным и тягучим, как восточная песня, будет мой рассказ. Я, наверное, не хочу, чтобы вы узнали правду. Но желаю вам узнать меру моей тоски.

Я неприметный, неразличимый в толпе человек. Ношу незаметную одежду и умею исчезать. Нет ничего проще: ощущаешь толпу, её ритм, её дыхание, подстраиваешься, и даже внимательный человек вряд ли выделит тебя. Главное - хорошо почувствовать.

Я работаю жиголо. Ко мне обращаются женщины, которые хотят доминации, порки, унижения и чужой власти. Я - платный Господин.

У меня много клиенток, настолько, что могу сам выбирать работу, а новых клиенток приводят старые. Многие женщины принимают BDSM только от меня, они и попробовали это со мной. Не берусь только за экстрим и всё, связанное с кровью; полностью контролирую себя, выполняю все пожелания относительно секса, орудия и способа порки, способов доминирования.

Но главная моя "фишка" не в этом. Женщины со мной теряют себя, кратковременно впадают в транс, испытывают уникальные ощущения.

По правде говоря, некоторые считают, что у меня талант, и просят рассказать как.

На самом деле, всё очень просто и грустно. Грустно, что от себя не уйти. Я не скрываю, как делаю это.

Сегодня я работаю с Т. первый раз. Предварительно мы списались, договорились о стоп-сигнале, она выслала мне свои пожелания. Голос мой она услышит только при встрече.

Звоню. Открывает дверь хозяйка, женщина среднего роста, с неплохой фигурой, длинными волосами, около 35 лет. Она даже красива, но мне это не важно. Волнуется. С порога начинает говорить. Прижимаю палец к губам. Молчи. Сегодня ты будешь молчать или кричать. Она шумно дышит. Я смотрю ей в глаза и настраиваюсь. Жду щелчка внутри. Нужна тишина. Тонкая прослойка социальности отпадает. В голове становится ясно и не больно. Вот оно.

От тишины она смущается, опускает глаза. Я смотрю на неё в упор. Проникаю. Слушаю её дыхание, её тело, становлюсь ею. Иначе никак: сначала подстраиваешься под человека, становишься им, слышишь, как опускается его грудь, бежит его кровь, подрагивают пальцы. Потом начинаешь вести, понемногу задавать ритм и темп. В итоге он становится тобой.

У меня нагреваются ладони. Значит, я готов действовать. "Сними это", - говорю. Она путается в пуговицах, пальцы дрожат, наконец платье падает на пол.

Трогаю её, ощупываю. Моя сила в руках. Я мог бы быть слепым и узнать мир руками. Я чувствую, что происходит под моей рукой, как будто трогаю себя. Мои руки любопытны, мне неважно её имя и мысли, но я хочу узнать, чем живёт её тело.

"Наклонись". Она поворачивается спиной, нагибается, касается пальцами пола. Я изучаю её ягодицы. Промежность намокла. Пульсирует так, что у меня отдаёт в висках. Она хочет ласк. Подожди! Власть здесь я.

Начинаю играть. Довожу и не даю прикосновения. Движения мои скупы - моих рук надо дождаться, заслужить. Но когда они лягут туда, где их жаждут, они сделают всё. Ведь она сейчас - почти я.

Клиентка кончает.

Описывать порку? Ремень оговорён, место - ягодицы, сила удара - чтобы прошло за три часа. Классика. У неё есть стоп-сигнал. Стоп-сигналом воспользовалась только одна моя клиентка - первая, которая и научила меня быть Господином. С тех пор я научился хорошо контролировать себя.

Я вижу её ягодицы, как море. Вот здесь волнуется и боится, здесь хочет прикосновения. Это живая плоть, она не говорит - кричит. Удивительно, как некоторые мужчины не знают, чего хочет женская плоть. Кладу несколько ударов рядом, чуть перехожу грань. Попа передо мной сжимается, половые губы пухнут от желания. Молодец, далеко пойдёт. Сжимаю нежные части, перетираю их в руке, как камни. Другой рукой ласкаю бёдра. Жёстко? Больно? На грани. Наслаждение противоположным остро. Т. громко кричит, кончает опять.

Потом она ползает по комнате. Целует мне ноги, с криком седлает большой палец моей ноги. Нога проникает в нежное. Там хлюпает. Её плоть жаждет, а разум унижен. Как знакомо. Это я не очень люблю, такие прикосновения. Но есть заказ. За волосы притягиваю её к хую. Кожа её головы покрывается пупырышками. Про волосы она мне писала. Хуй имеет другой вкус, когда его долго ждёшь во рту.

Она ползает по комнате с тапком в зубах. Как в школе, честное слово. Я бы смеялся, если бы не чувствовал её волнение так остро.

Вот подошёл момент. Мне тоже надо получить своё удовольствие. Тело её устало, но ещё не потеряло интерес. Пора. Глажу её: нежно, резко, долго, дразню, приманиваю. "Ложись на спину, раздвинь ноги". Она вздрагивает, когда ягодицы прижимаются к прохладной простыне. "Готовь себя к моему хую". Она трёт опухшие, как будто их покусали муравьи, губы, жадно гладит свои бёдра. Наконец, открывает руками вход широко-широко. Вхожу, и лоно её обжигает. Кончив, она обмякает, как тряпичная кукла. Сейчас с ней можно делать всё. Она не запомнит, знаю по опыту. Я не вынимаю из неё хуй. Я буду проводить ритуал.

Кладу руки ей на горло. Они горячие и надёжные. Я сжимаю руки. Медленно-медленно ограничиваю ей доступ кислорода. Вот появился испуг. Она распахивает глаза: мутные, масляные, с искрой страха.

Я смотрю ей в глаза. Я говорю ей на иврите. На всякий случай, если запомнит; с теми, кто знает иврит, стараюсь не работать. Говорю правду, говорю боль, говорю своё проклятье:

- Когда я был маленьким, то очень хотел убить одного человека. Я изучал его: как он дышит, как живёт его тело. Я хотел знать про него всё, чтобы однажды победить.

- Я стал сильным. Я чувствую руками любого человека. Но я забыл его лицо. Слышишь, ты, блядь, я забыл его лицо. Ты не понимаешь! Никто не понимает! Он ходит рядом, дышит, он мог бы быть в моей власти. Он должен умереть. Но я не помню его лица. Я никогда его не убью.

Певучая восточная речь гулко звучит в комнате. Она боится, хочет дышать. Пора кончать.

- Ты - не он. Я понимаю. Поэтому ты будешь жить.

Потом мне приходится ураганно её трахать, кончать, добиваться оргазма от тряпичного тела, и быстро уходить. Мне грустно. По официальной версии моя чувствительность - плод любви к женщинам. Нет. Это плод ненависти. Никакой секс не сравнится с интенсивностью, с которой я следил за тем человеком. Я знал, как он дышит, как бегает его кровь, знал про него всё. Я наращивал силу и чувствительность рук. Не смея смотреть на него, я готовился однажды прикоснуться к нему и убить. Я чувствовал вкус его пищи, ощущал боль его тела, был им; я бы выпил его смерть, как исцеляющий напиток. И смог бы жить.

Я смог. Достиг, стал сильным. Но узнал, что убивать нельзя. И тогда я забыл его лицо. Думал, что сойду с ума, забывая. Я помнил его лицо лучше, чем своё имя. После акта забвения я понял, что забыл почти всё про себя, все свои чувства. Но убивать нельзя.

Он ходит рядом, он жив, я знаю. Мои достижения бессмысленны. Я никогда не убью. Мне не выйти из этого круга.

Беру деньги, захлопываю дверь, выхожу на улицу, закуриваю. Т. позвонит ещё, думаю. И вряд ли она запомнит странную речь, недаром я доводил её до транса. Очередная работа сделана.

[img]7761870577955359_600_375[/img]

2011-10-22 в 21:24


домработник, 50 лет

Батуми, Грузия

После того, как за мной захлопнулась дверь в квартиру В., я очертя голову понеслась по лестничным пролётам, не разбирая ступеней – на улицу. Выбежав из двора, я села в первый попавшийся автобус, чтобы только поскорее почувствовать себя в безопасности. Хотя по-настоящему расслабилась я только дома на следующее утро.

Прошла неделя или чуть больше. И вот, мой мобильник воспроизвёл именно ту мелодию. Я решила ответить, чтобы не терзать себя, ибо не дозвонившись, этот человек обязательно перезвонит. В. Разговаривал очень приветливо. Я бы даже сказала, как ни в чём не бывало. Мы поболтали на отвлечённые темы, и он опять предложил встретиться. Мне стоило бы отказаться, но я почему-то согласилась. Из-за некой «запретности», что ли…

И вот, передо мной снова В., улыбающийся и довольный. Всё, как всегда. За моей спиной щёлкнул замок, я сняла плащ. Но, как только я прошла в комнату, вся его приветливость куда-то испарилась. В его глазах появился холодный, стальной отблеск, некая жесткость. Он как-то долго задержал свой взгляд на моём лице, и в его выражении было нечто многозначительное. По моей спине пробежал неприятный холодок.

– У тебя и сегодня ремни с собой? – захихикал В.
Я улыбнулась. У меня с собой были скорее средства самозащиты. Он встал, неотвратимо подошёл ко мне и бесцеремонно присосался к моему рту, укусив напоследок мою нижнюю губу. На языке появился сладковатый привкус крови, заставивший меня поморщиться. Этот жест меня ошеломил, хотя я и была готова к возможным проявлениям жестокости с его стороны – я на несколько мгновений потеряла контроль над сознанием: всё как будто происходило во сне. Он схватил меня за волосы, да так резко и крепко, что я завопила, схватив обеими руками его лапищи. Он приблизил своё искривлённое гримасой ярости лицо к моему и поволок меня в ту самую комнату, где разворачивались события недельной давности.

– Раздевайся, негодница, – произнёс он тихо, вкрадчиво, но твёрдо. Я решила повиноваться. Он с противной ухмылкой наблюдал за моими движениями, как хищник за своей добычей. Увидев, что я замешкалась, сомневаясь, снимать ли мне и бельё, он рявкнул:

– Ну, живее!
И резким движением нетерпения он сдёрнул с меня трусы. Тут же он весьма ощутимо шлёпнул меня по ягодице. Пледа мне предложено не было. Толкнув меня на ледяной дощатый пол, мгновенно он оказался на мне. Признаться, я не ожидала от него такой прыти. Он набросил мне на шею петлю. Свободный конец верёвки он привязал к той самой батарее. Для движения мне осталось совсем немного свободы, почти каждая попытка разместиться поудобнее, не говоря уже о том, чтобы высвободиться, приводила к тому, что петля предательски сжимала горло, лишая воздуха. Руки он не стал привязывать к трубе, но связал их за «верёвкой жизни» так, что мне не хватало самой малости, чтобы избавиться от удавки. На весу руки мгновенно затекли – всё равно мне оставалось только ухватиться за батарею. Эта кажущаяся свобода была лишь злой шуткой. Связывал меня он с таким хладнокровным видом, как будто копался в своих бумагах.

– Ну… вот и славно, – сказал он, сделав последний узелок на моих запястьях. Потом он посмотрел на меня, деловито выдохнув, и фамильярно потрепал меня по щеке. И тут же он отвесил мне пощёчину, да такую, что правая щека запылала. Было очень неприятно ещё и потому, что верёвка тёрла кожу на шее, помимо того, что душила. Небольшая пауза, чтобы я могла почувствовать проступающую боль, и снова – удар по второй. Он сделал несколько таких «подходов», пока на моих глазах не проступили слёзы. Бил наотмашь, «от души».

Удовлетворившись достигнутым эффектом, он вскочил и переместился к моим ногам. Разведя мои колени, он вперился в то, что ему открылось. В принципе, я могла и не подчинятся ему, ведь мои ноги не были связаны, но мне по необъяснимой причине захотелось позволять ему всё… или почти всё. Затем он положил жаркую ладонь на мой живот, а другой рукой сначала подгадил промежность, а потом пальцем проник в меня. Смазки практически не было, а палец он не смочил слюной, так что я испытала вполне конкретные болевые ощущения. А он всё исследовал меня изнутри, шарил, ковырял… Мне оставалось только стонать. В его намерения явно не входило доставлять удовольствие мне. Я бы даже сказала, ему хотелось именно причинить мне боль. Я начала вертеться, пытаясь освободиться от его навязчивого пальца: ещё немного, и мне показалось, он протрёт во мне дыру. Он всё-таки вынул свой «инструмент» и стал сначала целовать мои нижние губы. Раздвигая их пальцами, добрался языком до клитора. Я всё время ждала от него какого-нибудь подвоха. А теперь он кружил кончиком языка вокруг входа во влагалище… Он то ласкал рукой, то припадал ртом. В течение некоторого времени вот такими нехитрыми манипуляциями ему всё-таки удалось меня возбудить.

Почувствовав, что я увлажнилась, он стал с угрожающим видом расстёгивать ремень. Вынул его из шлёвок он с каким-то многозначительным видом, из чего я поняла, что позже он и его пустит в ход. Сняв штаны и трусы, он выставил передо мной свой эрегированный член весьма внушительных размеров. Приблизившись ко мне, сделал попытку проникнуть в меня – тело даже подсознательно отказывалось принимать его, но это животное настаивало. С неистовым напором, сделав несколько толчков, раздирая меня на части, ему всё-таки удалось внедриться во влагалище, выдавив из меня дикие вопли боли и отчаяния. Я начала задыхаться: шнур душил, дыхание перехватывало от спазмов, этот зверь давил меня своей массой. У меня начала кружиться голова, я уже плохо соображала, на каком я свете… А он, пыхтя, рыча, изрыгая невнятное бормотание, всё елозил на мне, причиняя всё большую боль. Он получал наслаждение от того, что вытягивает из меня дух, а я молилась, чтобы это поскорее закончилось. Я бы хотела потерять сознание, отключиться, чтобы не видеть и не чувствовать всего этого. Вдруг он резко выдернул из меня своё орудие, на котором была моя кровь, чем доставил мне ещё один приступ страдания. Помогая себе рукой, он «плюнул» мне в лицо порцией спермы. Она растеклась по моим губам, и он жадно слизал её, втолкнув большую её часть мне в рот. Мне было невыносимо брезгливо её глотать, поэтому я, собрав последние силы, выплюнула солоноватую жидкость. За этот поступок меня наградили увесистой оплеухой, причём щёку сильно поцарапала моя же серьга.

До чего же мне был отвратителен этот мужлан с поникшим пенисом, обрюзгшей фигурой, который нагло расхаживал по комнате. В моём затуманенном сознании он воспринимался сатиром, никак не меньше. Он уселся в кресло напротив меня, небрежно развалившись. Он закурил, и до меня донёсся отвратительный, вонючий дым, который разъедал глотку. Мне и так не хватало воздуха, а сил на кашель просто не было – я начала хрипеть, не имея возможности бороться за кислород. В. как будто предоставлял и себе, и мне несколько минут отдыха, однако для меня это было новой пыткой – чем-то вроде газовой камеры. Хотя мы с ним не разговаривали, мы были далеки от того, чтобы хранить молчание: между нами постоянно шёл обмен «энергетикой». Его взгляд внушал мне страх, трепет и отвращение, которые я была не в состоянии скрывать и которые наверняка читались в моих глазах. И тут он порвал гудящую мыслями тишину:

– А сейчас, дорогая, я почитаю тебе стихи, – сказал он спокойным, безразличным тоном, как будто мы сидели за кофе и мило беседовали.

И он, как ни в чём не бывало стал декларировать какие-то строки, вслушиваться в которые у меня не было ни желания, ни сил. Слова скакали по отдельности в моём восприятии и тут же разбегались, так и не сложившись в образ. Передо мной сидел самый настоящий садист. Дым разъел глаза и по щекам текли колючие слёзы, хотя я уже плакала не только из-за дыма. Увидев мой отсутствующий вид, он рявкнул: «Ах ты, мерзавка!», и, взяв тот самый ремень, стал поглаживать меня им по животу. Меня забило мелкой дрожью, я зажмурилась. Тогда он схватил меня и быстро перевернул на живот. В таком положении мне оставалось только повиснуть шеей на верёвке, которая уже обжигала кожу своими грубыми «прикосновениями»: она стёрла всё в кровь. Ещё раз «пройдясь» кожаным языком по всей длине спины, он сильно ударил меня по ягодицам. Следующий удар пришёлся на область лопаток, следующий – на поясницу, следующим он огладил мои бока. Последовала пауза, и все места, где побывал ремень, запылали жгучей болью. И тут, брякнув металлическим язычком, на мою спину опустилась тяжёлая пряжка. Потом ещё и ещё. Он бил лихорадочно, с остервенением. От каждой новой атаки у меня глаза лезли на лоб, я уже просто захлёбывалась в своём крике, хрипе и отчаянии. Хотя последнее довольно быстро отступило: когда я уже перестала чувствовать удары и моё тело превратилось в сплошную горящую ссадину, меня охватила апатия и безразличие. Себялюбие, конечно, сопротивлялось, но бессилие бороться одержало верх.

Мне показалось, что на несколько мгновений я и впрямь потеряла связь с этим миром. Я не помню того момента, когда он прекратил меня хлестать. Я очнулась и увидела облупившийся потолок: он перевернул меня и ослабил петлю: голова моя просто лежала на полу. Здесь же я почувствовала движение по направлению к себе. Стоило мне открыть глаза, как он снова затянул петлю чуть ли не ещё туже, чем было. Ад не закончился. Сколько он продлиться, я боялась предположить, но каждая минута тянулась вечно.

Я увидела, как из шкафа он достал длинную стеариновую свечу, взял со стола зажигалку, поджёг фитиль. Он поднёс пламя прямо к моему лицу, заставляя ценой удушья отстраняться от него. Он стал подносить огонь к разным участкам моего тела так, чтобы я постоянно была в движении: я извивалась на полу, как змея, мне приходилось приподниматься, даже перекатываться из стороны в сторону. Наказанием за нерасторопность и малейшую неловкость служил ожог на бедре или плече – где угодно. Но на кожу неизбежно попадали капельки стеарина. Потом он дал мне передышку на пару минут, но это время нужно было ему лишь для того, чтобы дождаться, когда вокруг фитиля образуется лужица растопленного воска. Он занёс свечу над моей грудью и не колеблясь вылил всё на меня. Я была близка к тому, чтобы потерять сознание ещё раз. Болевой шок привёл меня в непроизвольное движение: я не знала, куда деться от нарастающего жжения. А он посмеивался, наблюдая за моим «танцем» на полу. Он задул огонь и по-хозяйски воткнул горячую свечу во влагалище. Новый приступ боли, прокалывающий внутренности, наоборот, заставил меня оцепенеть. Моё тело свело судорогой, оно онемело, перед глазами заплясали круги…

Он перерезал верёвку одним движением, так что вдобавок ко всему, я ещё ударилась затылком о пол; развязал руки. Он измучил меня настолько, что даже вновь обретённая свобода не обрадовала меня. В смутном забытьи я ещё бог знает сколько валялась на полу, не соображая, что делать. А он куда-то испарился. Я осталась наедине со своим истерзанным телом и осквернённым духом. Я не могла расслабиться: мне причиняли боль и раны, и утомлённые напряжением мышцы. Первое, что я сделала, чуть собравшись с силами, так это выдернула из себя свечу, отшвырнув её подальше от себя. Потом я ещё долго пласталась на полу, зрея к новому «броску». Вдруг, мне в голову пришла мысль, что он может вернуться. Думать, что он ушёл, именно давая мне возможность покинуть его логово – было слишком опрометчиво. А между тем, я уже минут сорок приходила в себя. Превозмогая боль, я поднялась. Моё тело походило на сплошную рану: ссадины, синяки, ожоги, царапины, кровоподтеки… Внутри болело всё: он оставил там немало травм. К тому же раскалывалась голова. «Не своими» руками я кое-как оделась и метнулась к выходу. Дверь была не заперта.


– Пока! – прозвучало за спиной. Это адресованное мне слово чуть не парализовало меня: значит, всё это время он был тут, рядом со мной. И я, обезумев от ужаса, вылетела на лестничную клетку.

[img]7702947128608233_600_403[/img]

2011-10-24 в 01:48


Ответить




BDSMPEOPLE.CLUB - BDSM/БДСМ знакомства

Информация о платных услугах и порядке оплаты

Здесь находится аттестат нашего WM идентификатора 000000000000 www.megastock.ru DASH accepted here

BDSMPEOPLE.CLUB

Данный сайт содержит материалы предназначенные для взрослой аудитории.

Если Ваш возраст меньше 21 года Вам запрещено просматривать страницы сайта.

Для дальнейшего просмотра сайта Ваш возраст должен быть больше 21 года.

Пожалуйста, подтвердите Вашу дату рождения: