Лотосовые Ножки, 44 года
Москва, Россия
Пролог:
Your cruel device
Your blood, like ice
One look could kill
My pain, your thrill(с)
Итак, представьте себе небольшой частный остров посреди огромного, почти как
море, озера. Хозяйка его, еще молодая и очень привлекательная женщина, давно
вдохновленная идеями женского доминирования. Она прошла богатый и красивый путь
в этой области и сочла, что именно трамплинг является символом Чистой Женской
Власти, когда для полного порабощения мужчины не нужны ни кандалы, ни цепи,
ни кнуты, ни плети. Нужна только Женщина. И весь мир сам ляжет к ее ногам,
позволив топтать себя, просто ради ее удовольствия.
Конечно, в этом маленьком царстве существовали и иные способы наказания,
унижения и причинения боли, но настоящим эталоном, гербом этой закрытой
территории была красотка, безжалостно попирающая распростертого мужчину.
Проживали здесь несколько сотен очаровательных девушек и женщин, пришедших по
зову сердца, и жажды необычных, изощренных, извращенных наслаждений. Чтобы
попасть на Остров, все они прошли строгий отбор и испытания. С каждой подолгу
беседовала Хозяйка. А так же островной психолог, которая и сама была весьма
уважаемой Дамой - местной жительницей.
Несмотря на то, что Остров, будем так называть это женское царство, как
территория с особым общественным устройством, нигде не фигурировал, сюда не
иссякал поток просителей из редких, но все же достаточно многочисленных групп
посвященных счастливчиков мужчин, умоляющих о возможности попасть за высокие
стены и получить шанс упасть к ногам одной из жительниц, хотя бы ненадолго. Это
было весьма не дешевое удовольствие, что позволяло всем Дамам-Жрицам жить
безбедно, много путешествовать и не отказывать себе в нарядах и развлечениях.
Они думали о себе именно как о Жрицах, но не любви, как принято пошло
именовать проституток, а прекрасного и жестокого Культа Женщины. В пользу этого
утверждения говорил и тот факт, что заплатив большие деньги, оказав серьезные
услуги Острову, посетители не получали никаких прав на время и внимание
жительниц. Им позволялось всего лишь оказаться внутри территории, дышать тем же
воздухом и припадать к земле, по которой ступали божественные ножки.
Среди посетителей были и завсегдатаи. Между собой они называли это место
Островом Богинь. Верховной Жрицей была, несомненно, хозяйка и правительница
Острова, но все Дамы звали ее просто Верховная, для краткости.
Прибывших, так называемых внештатных слуг, девушки использовали по разному.
Или не использовали, оставляя томиться в тоске и неодолимой жажде. Часто можно
было увидеть такого несчастного, припавшим к еле заметной тропинке и целующим
легкий девичий след. Некоторым везло чуть больше: проходящая мимо девушка могла
поманить пальчиком и приказать лечь на спину перед первой ступенькой крыльца в
свой коттедж. И уйти. Сколько продлится ожидание желанного прикосновения
посетитель не знал, но у него уже была надежда. Справедливости ради нужно
сказать, что Богини Острова были не совсем бессердечны, и каждого прибывшего
все же награждали за терпение и трепет. И та, чьи следы целовал бедный
отверженный, могла подойти и перед самым его лицом растереть ногами пучок
травы, потом взойти на его спину и, наступая на вспотевший затылок, приказать
перецеловать каждую растоптанную травинку. А продрогшая "живая ступенька" все же
дожидалась прихода гостей к своей хозяйке.
Были среди посетителей и такие, кто вызывал у жительниц интерес. Их могли
использовать для удовольствий. Своих, естественно.
У всех девушек имелись личные рабы. Из тех мужчин, кто пожелал остаться на
Острове навсегда. Один-два. Больше не требовалось, да и внештатные слуги
всячески стремились заслужить толику внимания и были готовы исполнять ради этого
любые приказы.
У Верховной Жрицы, понятно, рабов было больше . У ее ног, посетитель мог
оказаться в исключительном случае, только если он ей действительно понравится,
она его пожелает и прикажет доставить.
Все постоянные слуги - мужчины, которые пришли добровольно, также подвергались
различным собеседованиям и испытаниям, и сознательно лишали себя прав на некий
оговоренный срок. Для них существовал Свод Законов, правил и обязанностей.
Некоторые предписания имели весьма жесткие условия. Одно из них - абсолютный,
полный запрет на сексуальное влечение к Госпоже. Вернее хоть малейшую
демонстрацию этого влечения. Даже намек, полунамек.
Это было коварное и провокационное условие, поскольку не желать, не вожделеть
этих Женщин было невозможно живому мужчине. А Дамы развлекались и изощрялись в
издевательских приказах и наказаниях. Однако, если близость между слугой-рабом
и его Госпожой все же случалась, его казнили. Публично, на площади. И это было
зрелище. На него собирались все жительницы. И даже слуги имели право
присутствовать, сидя в ногах у своих хозяек. Смотрели все.
Казнила та, которая считалась пострадавшей. Именно только считалась,
поскольку, о смерти за подобный проступок знали все, а слуги и рабы в первую
очередь.
В процессе изучения и практического освоения Законов, каждому посвященному в
слуги Острова, демонстрировали эшафот. Он представлял собой небольшую круглую
площадку, по периметру которой имелись сверкающие металлические поручни и две
скрещивающиеся дуги наверху, так чтобы девушке среднего роста, стоящей на
человеческом теле, было удобно придерживаться за них. Впрочем, эта высота
регулировалась. Перед казнью, круг застилали мягкой, гигроскопичной тканью.
Эшафот находился на площади внутри амфитеатра, способного вместить всех
жительниц со слугами и рабами. На широких балюстрадах расставлялись удобные
кресла для зрительниц, напротив, по другую сторону эшафота, была ложа с
троном для Верховной.
Дама, сумевшая заставить мужчину сознательно пойти на смерть ради близости с
ней, в глазах сообщества приобретала весомое положение, уважение и
влиятельность. Казнила именно она, но как правило, на некоторое время жертва
предоставлялась всем желающим.
Однако, в Правилах был пункт о том, что Госпожа вправе помиловать своего раба
и отпустить на свободу с позволения Верховной Жрицы. Тогда он должен был
навсегда покинуть Остров и не совершать попыток оказаться на нем вновь. Если же,
помилованный раб отказывался уходить и просил о позволении остаться, он
лишался Госпожи, его приговор становился бессрочным и мог быть исполнен в любое
время, любой из жительниц, просто по капризу. Иными словами, он становился
смертником. Все остальные пункты Свода Законов можно было свести к двум словам:
"служить и повиноваться".
Мужчина среднего роста, худощавый и подтянутый, сошел с катера в десять утра,
держа в руках легкую дорожную сумку с достаточным количеством белья, двумя
сорочками, парой брюк, парой ботинок и легкой курткой на случай непогоды. О
его возрасте можно было сказать только неопределенное "среднего возраста". И
вообще, о нем можно было сказать, что весь этот парень какой-то средний, если
бы не харизма, исходившая от него, как аромат дорогого парфюма - ненавязчивый
и легкий, но явно ощутимый. Хорошая физическая форма, но это не редкость.
Аккуратная стрижка, опрятная одежда, но мало ли вокруг опрятных, хорошо
стриженых мужчин? Хотя было ясно, что даже в старом мешке он сможет выглядеть
привлекательно. Было в нем нечто такое, что даже балованные местные Богини
поглядывали на него с явным интересом.
Он купил этот необычный тур на две недели, сдав все дела помощникам, и не
собирался задерживаться здесь дольше. Это было два дня назад.
А сейчас он лежал на траве в тени кустарника, собираясь с силами, чтобы
добраться до лазарета. Там, предъявив карточку, он мог получить медицинскую
помощь. Как минимум, его тело смажут бальзамом, действительно чудодейственным.
Несколько минут назад он пошатываясь вышел из покоев Хозяйки Острова. На
неверных ногах, спустился по ступенькам и, пройдя нетвердой походкой десяток
метров, упал в траву. Сил не осталось ни на что, даже на то, чтобы заметить
многочисленные тоскливые и завистливые взгляды других мужчин. И уж конечно он не
видел, что Верховная смотрела на него из окна с удивленной ухмылкой.
Она резко развернулась, сбрасывая оцепенение, и хлопнула в ладоши:
- Ванну, масла, маски, массаж и все такое! Живей, живей, живей,
бездельники! Несколько слуг бесшумно бросились исполнять приказание.
Три часа назад, Верховная Жрица велела доставить к себе этого новенького. Когда
его привели, она восседала на троне. Верховной нравилось встречать новых слуг
так, и ее забавляло, когда они начинали дрожать и с трепетом падали на пол,
только от одного лишь взгляда на ее красоту и величие.
Вот и сейчас она ожидала поклонения, сидя в небрежной позе и поставив свои
роскошные ноги на пуфик. Одной ногой, Хозяйка Острова твердо вминала расшитую
золотом ткань, а второй, давила на мягкую набивку лишь тонкой шпилькой, а
кончик изящной туфельки нависал над полом.
Мужчина вошел, глядя себе под ноги. Верховная жестом отослала слуг, все вышли,
плотно притворив двери. Кроме одного раба, он склонился к самому полу на
коленях, за ширмой в дальнем углу зала и нужен был для мелких поручений.
- Подыми глаза!
Новичок поднял глаза, и Дама прочитала в них привычное восхищение, и конечно,
волнение. Однако, священного ужаса, мистического трепета, к которым привыкла
эта надменная красавица, не наблюдалось. Хотя может быть она не рассмотрела?
Он уверенно встал на колени и склонил голову:
- Вы велели явиться, Госпожа.
- Я и сама знаю, что велела. Можешь приблизиться.
Он шагнул прямо с колен, сделал несколько твердых шагов и снова опустился на
колени перед троном. Чуть подавшись вперед, Верховная подняла указательным
пальцем его подбородок и взглянула в лицо.
- Назови свое имя, раб.
- Меня зовут Феликс, Госпожа.
- Здесь у тебя не будет имени, раб. Посмотри на меня.
Он ежился под этим взглядом, повинуясь какой-то гипнотической силе, исходившей
от этой женщины, но глаз не отводил, смотрел завороженно, не мигая.
"Какие волчьи глаза, " - подумала Верховная, убрала руку, и откинулась на
подушки.
- Можешь приступать.
Феликс растянулся на полу и принялся покрывать поцелуями туфли на ее ногах.
Только туфли. Поцелуи были очень нежными, но Верховная чувствовала, что каждый
из них впитывается в ее плоть, проникая через дорогую кожу обуви, и жаром
бежит по венам. Ей нравилось. Дама старалась унять учащенное сердцебиение. Его
язык и губы коснулись ее стоп, затянутых в тончайший нейлон. Поцелуи скользили
и замирали, умудряясь оказываться одновременно со всех сторон. Сохраняя
царственную позу, Верховная с трудом сдерживалась, чтобы не начать подставлять
ноги под его губы, как кошка подставляет спину под ласку. Феликс перевернулся,
лег на спину и начал вылизывать подошву туфельки, которая опиралась о пуфик
только каблуком. Одновременно, он гладил сильными руками ступни Верховной. Она
не выдержала и пинком отбросила пуф в сторону.
- Грудь под ноги! - приказала Хозяйка покоев, и давая место для маневра,
закинула ноги на подлокотник.
Мужчина мгновенно лег между ножек трона так, что его грудь оказалась на том
месте, где только что стоял пуфик.
Верховная опустила ноги на новую опору, с силой топнув алыми подошвами.
- Продолжай.
С этого момента она глядела на Феликса неотрывно. По ее ногам бежали мурашки,
миллионами просачиваясь, сквозь тонкие подошвы туфель. Через какое-то время она
сама скинула обувь, оперевшись каблуками о его щеки, и отдала свои горячие
стопы во власть его рук, губ и языка. Опытная, циничная, балованная красавица
жмурилась от удовольствия, выгибалась, мяла его лицо, вдавливая ступни во
влажные ненасытные губы и шептала, шумно выдыхая:
- Черт... Черт... Черт...!
Они оба не знали, сколько времени это продолжалось.
Наконец, Верховная Жрица Острова сбросила сладкую негу и приказала себя обуть.
Она плотно поставила обе ноги Феликсу на на грудь, оперлась локтями в колени и
взглянула в его хмельные глаза.
- Тебе придется ответить за это, - произнесла она с хищной улыбкой, и велела
ему перебраться в другую зону широкого зала, где были устроены различные
поручни, стояли мягкие кресла, столики и скамеечки.
За происходящим исподволь следил, скорчившийся за ширмой, раб. Он в кровь
искусал свои губы, наблюдая за Госпожой.
Когда Феликс лег в указанное место, Верховная призвала своего раба, хлопнув в
ладоши.
- Подай вина и воды. И нашатырь. Да, еще ту обувь, что доставили вчера.
Раб подал все, что было велено и торопился отойти, стараясь скрыть душившие
его рыдания, но она остановила:
- Подойди, - и погладила по щеке, рухнувшего перед ней на колени юнца. - Не
смей так ревновать. Ты навсегда мой.
Молодой человек распластался на полу, не решаясь без приказа припасть к
хозяйской обуви.
- Поцелуй. Мне нравится, как ты это делаешь, - она минуту наблюдала, как раб
лобызает поверхность милостливо подставленной туфли. Затем убрала ногу и
поставила ее ему на затылок.
- Навсегда. Слышишь? Ты мой до конца жизни. А теперь иди. Будь за дверью, я
позову, если понадобишься.
Отпустив раба и дождавшись, когда на ним бесшумно закроется дверь, Верховная
Жрица неторопливо поставила ногу на один из низких столиков, коих было
предостаточно, и поправила чулок, приподняв юбку. Потом налила бокал вина.
Нашатырный спирт и кувшин с водой переставила поближе к Феликсу, и только
сейчас взглянула на него. Она сделала маленький глоток, глядя на лежащего,
долгим задумчивым взглядом, и легко взошла на его тело. Это было сделано так
непринужденно и естественно, словно под ее ногами была не зыбкая живая плоть,
а каменная ступенька. С бокалом в руке, Жрица начала долгий танец, глядя в
лицо мужчины, которого затаптывала дорогими туфлями. И ей нравился его ответный
взгляд.
Постепенно ее движения становились все более страстными, Верховная отставила
вино и вспоминала о нем только когда меняла туфли, делала глоток и
переобувалась самостоятельно, чтобы быстрее продолжить. Периодически она
топтала Феликса без обуви, наступая на губы и срывая его поцелуи, в которых
ничуть не убавилось страсти и нежности.
- Вот черт!... - тихонько чертыхалась она и замирала на несколько секунд,
отдаваясь его ласкам...
- Поднимите его и умойте, - велела Хозяйка покоев рабам, вошедшим по щелчку.
Только что она сошла с распластанного, и практически расплющенного, по ее
мнению, тела мужчины, который, тем не менее, продолжал доводить ее до
экстаза своими губами. Может быть именно поэтому, она неосознанно щадила его
лицо.
- Отнесите в лазарет и отдайте лекарю мою карточку. Пусть сделают все, как
надо.
Место, где развлекалась Верховная Жрица пребывало в полном беспорядке:
разбросанная обувь и чулки, сбитые ковры, залитые вином и водой. От белой
рубахи Феликса остались грязные лохмотья, не скрывающие ссадин и кровоподтеков
на крепком торсе.
Каково же было удивление Верховной, когда, обернувшись она увидела, что он
стоит на коленях сам, хоть и покачиваясь. В изумлении она сделала к нему шаг и
сама подала визитку. Феликс склонился и поцеловал пальцы ее ног. Она могла дать
голову на отсечение, что это были благодарные поцелуи! Точнее даже - поцелуи
благодарности. Поцеловав, он выпрямился, и с трудом встав на ноги, вышел из
зала.
А Верховная осталась смотреть на него в окно. Глядя в покачивающуюся прямую
спину эта Госпожа и Царица каждого мужчины на Острове пробормотала:
- Не хватало еще МНЕ устраивать представление на площади...
Она резко развернулась, сбрасывая оцепенение и хлопнула в ладоши:
- Ванну, масла, маски, массаж и все такое! Живее бездельники!...
Пока Феликс отлеживался на газоне, отворилась массивная калитка островных
ворот.
Эти ворота выходили прямо на пирс, к которому причаливали немногочисленные
суда. Феликс и сам вошел внутрь через этот вход.
В калитку вошла блондинка в элегантном дорожном костюме . Было сразу понятно,
что это именно дорожный костюм, несмотря на строгость одеяния. Светлые льняные
брюки подчеркивали безупречность фигуры, белая шелковая блуза, будоражила
фантазии о мраморности плеч и лодочки цвета нюд на миниатюрных ножках. Волосы
собраны в пучок. Очки "авиаторы" скрывают глаза. Пиджак в тон брюк девушка
перекинула через руку, все же было жарко. А в самолетах и аэропорту обычно
бывают сквозняки от кондиционеров, поэтому льняной костюм - самое то, что надо
для путешествий, удобно и красиво.
Догадка подтвердилась почти мгновенно, когда следом, пыхтя, появился мужчина,
тащивший многочисленный багаж. Это был чопорный капитан того катера, на
котором Феликс добирался до Острова. Тогда этот "речной волк" едва цедил слова
сквозь зубы и бурчал что-то неразборчивое в ответ на приветствия, прибывающих
на борт пассажиров. Сейчас же он пожирал хозяйку чемоданов покорным и умоляющим
собачьим взглядом, потея из-под козырька сбившейся набок белоснежной флотской
фуражки.
Незнакомка остановилась у ворот, здороваясь с многочисленными дамами. "Глория!
Привет! Как съездила?" - слышалось со всех сторон. "Ты вернулась, это хорошо,
нам без тебя было скучно!" Глория улыбалась, и весело щебетала с подружками, а
некогда напыщенный чопорный шкипер, пыхтя, потащил ее чемоданы в коттедж.
Когда он вернулся, она не обратила на него ни малейшего внимания, но капитан
не уходил. Нервно крутил в руках свой картуз и продолжал стоять на полусогнутых
ногах, не решаясь упасть на колени, глядя жалобно и умоляюще. Отчаявшись
привлечь к себе внимание, он с жалкой улыбкой положил фуражку на землю, перед
собой, как-будто просил милостыню. Этот жест Глория заметила и нехотя поставила
ножку в его головной убор, словно монетку бросила. Капитан рухнул на колени и
во все глаза уставился на драгоценное подаяние. А девушка начала медленно
прокручивать ногу, вытирая подошву о подкладку, с одной стороны, а другую
сторону фуражки, белоснежную, пачкая в пыли.
Капитан протяжно застонал и почти уперся носом в подъем ее стопы. Глория
поставила рядом вторую ногу и продолжила потихоньку переступать, ломая козырек
и вминая в грунт расшитую кокарду. При этом, она не прекращала беседовать с
подружками. Капитан не выдержал и припал к ее, топчущим, ногам губами,
как-будто старался и лицо свое вместить внутрь уже довольно смятого головного
убора. Глории пришлось, невольно, выпихивать его голову, а он, жадно дыша,
целовал ее ноги. Через некоторое время, она вновь ступила на дорожку, но
капитана не прогнала, а с равнодушным лицом повернулась к нему спиной. Согнув
ногу в колене, девушка подняла туфлю назад, и капитан бросился неистово лизать
подошву и шпильку. Когда Глория наградила его второй подошвой и встала на землю,
нетерпеливо постукивая каблуком, капитан понял, что его прогоняют, поднял
измочаленный картуз и молча удалился, прижимая к груди свое растоптанное в
лохмотья сокровище. Несомненно, он еще десятки раз прижмется лицом к той пыли,
что втоптали в подкладку, туфли Глории.
Все это, естественно, видел Феликс. Его сердце бешено колотилось. "Глория -
это значит слава", - мысленно произнес он.
В этот момент, девушка повернула голову и посмотрела на Феликса., как-будто
услышала его мысли. Глория попрощалась с дамами и подошла, к растерзанному
мужчине.
- Вы, что же, под каток попали, милейший?- Заинтересовалась она.
- Совсем нет. Я просто прилег отдохнуть. - Сострил Феликс и попытался подняться,
удалось только присесть. Он подобрал под себя ноги, чтобы это выглядело так,
словно он стоит на коленях, ему не хотелось оскорблять даму неподобающей позой.
Глория конечно заметила, каких усилий это ему стоило. Ее пристальный взгляд
сверлил насквозь, сканировал от и до, бесстрастно и неумолимо. Феликс тонул в
этом зеленом омуте глаз, не в силах противиться.
Тут Глория заметила в его руке визитку Верховной.
- О, да. Элиза может! - Произнесла она и снова заулыбалась. - Зайдите-ка ко
мне, после лечебных процедур. Надеюсь нескольких дней на это будет достаточно.
В каком бунгало вас поселили?
"Как эстетично она назвала барак"- подумал Феликс, а вслух сказал.
- В двадцать третьем. Это барак для внештатного персонала.
Но Глория, не слышала, того что не хотела слышать. Она с напряженным
удивлением отреагировала только на число 23, а вторую часть фразы
проигнорировала.
- Когда одобрят прошение, я стану называть тебя Двадцать третий.
С этими словами она повернулась и пошла прочь. А Феликс, тряпичной куклой,
снова повалился на траву без сил. Он смотрел в небо и улыбался. Эта невероятная
женщина перешла на Ты, больше из ее слов он ничегошеньки не понял. Ветер гнал
по небу облака, в голове гонялись мысли. "Неужели это оно?"- думал Феликс. То
самое, настоящее первичное, что и должно бросать мужчину к ногам женщины. Он
всегда мечтал оказаться там, подчиняясь такому яростному чувству. Но не имея
его гнался за красивой формой, создавая себе иллюзию. В этот раз, все было
по-другому. Феликс понял, что пропал, почувствовал сердцем, селезенкой -
нутром.
Чуть позже, уже в лазарете, шустрый доктор колдовал над истерзанным телом
Феликса и приговаривал,
- Ах, как она вас! Ох, как завидно-то! Вы, голубчик, в курсе, что вам
несказанно повезло? Вас удостоила вниманием сама Верховная! Это очень, очень
почетно. Некоторые этого годами ждут, а кое-кому не видать ее ножек вообще
никогда. - И врач горестно вздохнул, смазывая ссадины Феликса заживляющим
гелем. - Ну'с, а теперь отдыхайте, набирайтесь сил, они вам понадобятся.
После Верховной, многие Дамы тоже захотят опробовать вас. Можете не
сомневаться. - Он снова вздохнул, - ох, счастливчик! - и покачал головой.
- Расскажите про Глорию. - попросил Феликс, не особо надеясь на успех.
Доктор удивленно вскинул брови. Несколько секунд помолчал, потом сел на край
койки Феликса, оглянулся по сторонам и торопливо заговорил полушепотом,
- Это монстр! Ходят слухи, что на счету этой жестокой девушки уже не одна и не
две расправы. Добрый десяток или два. Я раньше очень боялся ее, пока не понял,
что меня, для своих утех, она не выберет никогда, ибо лицом не вышел, и
успокоился. Но до сих пор оторопь берет и холодный пот по спине, когда хожу
смотреть на казни.
Она превратила их в грандиозное шоу, в представление и бенефис. Когда у нее
появляется новый раб, жители станы делают ставки на продолжительность его
жизни. Даже Верховная, как-то раз, публично попеняла ей за излишнюю прыть. Но
все равно смотрит на это сквозь пальцы, поскольку, да - это зрелище, которого
ждут все!
Однажды Глория весьма изящно подольстилась к Верховной, во время очередной
казни. Понимая, что раб, под ее ногами, уже умирает и вздохи его сочтены,
она опустилась прямо на его груди на одно колено, лицом в сторону трона, и
спросила не соблаговолит ли Верховная принять последнее дыхание жертвы. И ждала
решения, чуть склонив голову. Верховная слегка улыбнулась, польщенная, сошла
на эшафот и встала на освободившуюся грудь. Ее собственный раб снял туфельку с
ноги, которой она и наступила на губы жертвы. Так и стояла, пока не
прекратились конвульсии. Затем обулась и сошла с трупа.
А в другой раз, одна из девушек, не столь раскрепощенная, очень рассердилась
на своего раба. На одного из них. Она схватила его, сжав щеки рукой и прошипела
прямо в глаза: "Я отдам тебя Глории!" Этого оказалось достаточно для того,
чтобы он вылизывал языком пол в том месте, куда желала поставить ножку его
хозяйка, под ее заливистый смех.
Вот так-то, голубчик. Глория конечно шикарная леди, но я бы посоветовал вам
быть очень осторожным, и тщательно все обдумать, прежде чем попадаться ей на
глаза.
- Поздно, доктор. - С улыбкой произнес Феликс.
Доктор взглянул на него, как на приговоренного, встал и молча вышел.
А Феликс лежал и улыбался, любое движение доставляло боль, но улыбка не
сходила с его лица. Он приехал на Остров не зря. И хоть еще ничего толком не
произошло, его сердце колотилось как бешеное, а мысли радостно роились в
голове. Он нашел ЕЁ. Увидел Глорию. И его накрыло. Каждая частица его сущности
пульсировала. Фибры души топорщились наэлектризовано, как пышные кошачьи усы. И
он улыбался сам себе, идиотской улыбкой и думал, думал, думал...
В течение всей следующей недели, Феликса не оставляли навязчивые мысли о
Глории. Он жаждал Её власти и физического проявления этой власти. Феликсу не
терпелось увидеть ее снова. Хоть мельком. Подглядеть, как она задумчиво
приминает ногой травяную кочку...
Дерзкая мысль, посетила его голову, как-будто сама-собой. Во время очередного
врачебного осмотра, он упросил доктора, ненадолго, отпустить его из лазарета.
Врач, конечно упирался. И дело было не только в риске осложнений из-за травм
Феликса. Доктор и сам был нижним у заведующей клинической больницей, и знал,
что его Госпожа, проведав о самоуправстве, не преминет, превратить его из
врача в пациента. Но после недолгих уговоров, он сдался, вспоминая, как сам
стремился к ногам восхитительной докторицы, возбуждаясь и краснея от мыслей
быть уличенным в халатности.
Как только Феликс покинул стены лазарета, он твердой походкой направился
подавать прошение в рабство.
- Мне нужен трамплинг!- Почти прокричала Глория в телефонную трубку. - Ты
понимаешь?! Я с ума сойду, если не потопчу хоть кого-нибудь! Лучше, конечно
тебя. Ты красивый. Потому и звоню. Ты слышишь?! Топтаааать!!! Я хочу растоптать
тебя! Мне надо!- Последнюю тираду, Глория проорала, держа телефон на
расстоянии от лица.
На другом конце, послышался вздох и усталый голос произнес, после пары секунд
заминки,
- И когда же?
Глория сжала кулаки от злости и пнула ногой стену. "Почему я вынуждена
выпрашивать, вымаливать эти редкие встречи?"- подумала она.
- Вчера! Сейчас! Немедленно! Я тут подохну скоро! Меня накрывает! Тащи ко мне
свою шикарную задницу!
- Глория, я не могу сейчас. Извини. Завален работой по самые гланды. Совсем,
совсем не могу. Ну правда...
- Когда говорят "ну правда" это означает ложь. Я сама приеду. На днях. Ты в
состоянии, уделить мне хотя бы несколько часов своего драгоценного
времени?
- Я не знаю. Я сам себе не принадлежу, ты же знаешь. Я постараюсь. Когда ты
хочешь приехать?
- В среду. Возьму босоножки бежевые, они еще нехоженные. Хочу что-то новое на
тебе опробовать.
- А мои любимые можешь взять? Красные, и черные.
- Посмотрю, как получится. Не хочу опять тащиться с огромной сумой туфель,
ради нескольких часов потоптушек.
- Ты же знаешь, я всегда за, но не всегда получается сделать все, как нам
хочется.
- О, перестань! Просто я неудобный партнер. Если бы мы жили не в трех часах
езды друг от друга, а хотя бы в получасе, ты бы находил для меня время гораздо
чаще. Я все это понимаю, можешь ничего не отвечать. Как приеду, позвоню.
Глория положила трубку и задумалась: "Надоело! Надо всё поменять! Где визитка
Элизы?"...
- Как ты посмел, так надолго оставить меня без тебя!? М? - Она неистово
целовала Его, прижимая к двери гостиничного номера. - Ненавижу! Ненавижу,
урод! Ты мучитель, ты не даешь мне себя! - И она, со звериным рыком,
бесцеремонно лапала его, продолжая целовать, - Какой же ты красивый! Обожаю
тебя! - И она принялась стягивать одежду с возбужденного и запыхавшегося от
поцелуев мужчины.
- Глория. Глория! Погоди! - Цедил он сквозь ее поцелуи. - Дверь. Надо закрыть.
- Я закрыла. На пол! На колени!
Он словно опешил от такого резкого перехода, но тут же практически рухнул на
колени и обнял ее ноги.
- Целуй! - Приказала Глория и чуть выставила вперед одну ногу.
Мужчина со стоном припал губами к ее сапогам. Поцелуи длились недолго. Глории не
терпелось получить своё. Она слегка пнула его ногой, вынуждая лечь. Он понял
без слов, передвинулся в стене, и лег на спину. Глория с шумным вздохом встала
на его грудь и закатила глаза от нахлынувшего удовольствия.
- Господи, как хорошо!- Шептала она переминаясь с его груди на живот и обратно.
Запрокинув голову, ловила первые секунды кайфа, и почти впала в транс.
- Госпожа. Позвольте ваши подошвы...- прошептал Он, глядя на Глорию, какими то
безумными глазами. Его взгляд то ли не выражал ничего, то ли выражал так много,
что нельзя было разобрать, что именно. Он был пустой и осмысленный
одновременно. Зрачки расширились, а радужка посветлела настолько, что глаза
казались белесыми, как-будто еще секунда и они засветятся голубым неземным
светом...
Глория, знала, что и как Он любит, ей самой очень нравилась эта игра.
- Язык!
Он, с готовностью подчинился. И она начала вытирать подошвы сапог, о высунутый
язык. Пока Он старательно вылизывал одну ногу, вторая больно давила на его
ребра каблуком. Он периодически постанывал, но не останавливался. Глория,
милостиво сменила ножку, переступив. И он благодарно облизал и вторую подошву.
- А теперь, я тебя уничтожу. Мне надоели твои отговорки. Сегодня ты подохнешь
под моими ногами, и я наконец-то перестану мучаться без возможности потоптать
тебя. Нет тела, нет мучений, - и Глория злорадно хохотнула.
- Глория, я не смогу. Я не смогу сегодня. У меня еще есть дела по работе...
- Ты не понял что ли? Мне плевать! Сегодня я тебя затопчу до смерти. Медленно и
тщательно. С огромным удовольствием втопчу тебя в пол, пока ты дышать не
перестанешь.
- Пощади! У меня с прошлого твоего "убийства" всё только зажило...
- Молчать! - Она принялась топать по его груди и животу, - я тебя растопчу...
Щебет птиц вернул Глорию из объятий Морфея в реальность. Она смахнула остатки
сна, поднялась и открыла окно. Зябко повела плечами. "К чему этот
сон-воспоминание?Тем более сейчас, через столько лет"- размышляла она. "А
кстати, сколько? Ух, ты, семь! Я живу на Острове уже семь лет. Семь
прекрасных лет, возможности иметь трамплинг в любое время, по щелчку...
Красивая цифра." - Глория улыбалась своим мыслям. "Пожалуй надо это
отпраздновать! И новые туфли выгулять!" Она пнула, попавшуюся под ноги
подушечку-думочку, включила музыку и прошла в ванную, весело напевая.
Утренюю свежесть сменяло тепло восходящего солнца, предвещая жаркий день. Еще
один день на Острове.
Феликс сидел в приёмной Секретаря, ожидая своей очереди. Он не ожидал, что
подавать прошение в рабы, соберется еще кто-то, кроме него. Однако, Феликс
был третьим. "Популярное место!"- подумалось ему.
Заполнение надлежащих бумаг, заняло довольно продолжительное время. Когда все
было улажено, его отправили в кабинет психолога. Вопреки распространенному
мнению, что все психологи-женщины это сухие горбоносые тетки в очках, Феликса
встретила, весьма привлекательная особа неопределенного возраста. Она радушно
улыбнулась, представилась Эмилией и пригласила его присесть в кресло.
- Расскажите немного о себе. Когда осознанно оформилось ваше желание быть
затоптанным?
Феликс немного смутился. Вот так, сразу? Он был не готов. Пришлось с минуту
собираться с мыслями. Эмилия не торопила.
- Мое желание быть именно растоптанным выросло постепенно. Сначала мне хотелось
просто находиться у девичьих ног. Потом поцеловать, потом почувствовать
прикосновение, полежать под ногами сидящей женщины. Дальше больше. Но когда
однажды партнерша завелась так, что не могла и не хотела останавливаться и меня
завела до умопомрачения, и в этом состоянии затоптала до обморока, тогда
появились иные рубежи, так сказать.
- Как интересно. Надеюсь, вы так же ясно осознаете, что пожелав сделаться
рабом, вы можете остаться на Острове навсегда. Вы осознаете риск?
- Да, несомненно. - Ответил Феликс немедля. - Я много думал об этом и я готов
рискнуть. Мне кажется, тут я повстречал женщину, которую так безуспешно искал
вне стен этого места. Я очень долго искал Женщину, от одного лишь взгляда
которой, можно было согласиться на все что угодно, лишь бы побыть под ее
властью. Сложить к ее ногам все свои победы и успехи. Вручить ей власть над
собой, как подарок. Но при этом не отказаться от своей силы, став на время
безвольным и слабым. Женщину, для которой отношения это взаимодающий и
взаимодарующий процесс. Её власть, мое подчинение. Её возвеличивание, а не мое
унижение.
Я не стремлюсь быть безвольной тряпочкой, но готов стать ею, если Она этого
захочет. Готов превратиться в оборванную, истоптанную клумбу и наслаждаться
тем, что Ей нравится топтать мои цветы. Но превратив в пыль и кашу бутоны, она
не вытопчет корни. Они станут еще крепче и очень скоро вырастет новый цветочный
ковер, по которому Она снова от души погуляет. Я почти уверен, нет, я точно
уверен. На этот раз я не могу ошибиться.
Там, в обычном мире, я все время прельщался на красивую внешность, оболочку,
под которой всегда оказывалась пустышка. Но я с упорством маньяка, снова и
снова гнался за своей иллюзией, полагая, что количество рано или поздно
перерастет в качество. Но этого так и не случилось. А потом я узнал про
Остров...
Через сорок пять минут, Феликс вышел из кабинета, с чувством выполненного
долга и предвкушением глобальных перемен в жизни. Эмилия вышла вместе с ним,
передала, какие-то свои записи секретарю и протянула руку прощаясь,
- Что ж, Феликс, я очень рада знакомству. Спасибо за беседу. О решении вам
будет сообщено в ближайшее время. Ожидайте.
Они попрощались и Феликс побрел обратно в клинику долечивать свои раны.
Через два дня, его выписали из больницы и он вернулся в комнатку двадцать
третьего барака. Никаких известий не поступало.
Еще через два дня, он не выдержал и сам пошел к коттеджу Глории. Феликс
решительно ступил на порог и нажал кнопку звонка. Через стеклянную дверь, он
видел, как Глория спускается по лестнице, разговаривая при этом по телефону.
Она отворила, не прерывая разговор. Коротко окинула взглядом, бросила,
- А, Двадцать третий. Заходи! - И прошла вглубь дома, не убирая телефон от уха
и продолжая веселую болтовню.
Феликсу ничего не оставалось, как войти и осмотреться. Он снял куртку и прошел
вслед за хозяйкой. Она стояла на кухне и что-то искала в шкафчике над плитой,
продолжая болтать по телефону. Потом достала кофе, сахар, джезву, и кивнула
головой, давая понять, что варить кофе должен Феликс. Он не возражал.
А потом они пили горячий черный кофе. Молча. Просто сидели за столиком в
гостиной и смотрели друг на друга поверх чашек.
- Я не знал позволительно ли мне, но я...- Решился нарушить тишину Феликс.
- Молчи! - Прервала его Глория. - Твое прошение одобрили в день подачи. Это я не
велела ничего тебе сообщать. И я знала, что ты придешь. Мне было интересно,
когда. Ты терпел четыре дня. Это очень долго. И ты заслужил право быть под моими
ногами. Иди сюда...
Феликс буквально перетек со своего места к ногам Глории. Стоя на коленях, он,
с молчаливого согласия, бережно снял с ее ног обувь и снова поднял глаза,
ожидая позволения на поцелуй. Несколько секунд, они молча смотрели глаза в
глаза.
- Целуй!
И Феликс впервые коснулся губами этих божественных стоп, не прерывая зрительный
контакт. Глория чуть наклонила голову и прикрыла глаза. "Целует он,
действительно мастерски. Верховная права" - подумала она. От поцелуев, по ее
телу пошла волна возбуждения, и не дав поцеловать вторую ногу, Глория с силой
нажала на его плечи, заставляя лечь. Феликс лег на спину, подставляя лицо под
желанную ласку. Она поставила ноги ему на лицо и шею, и довольно долго мяла и
растирала их. Он торопился успевать целовать пяточки и пальцы. Глория смеялась,
- Щекотно!
- Мне прекратить, Госпожа?
- Разве я это велела? Продолжай!
И Феликс снова целовал, целовал, целовал и улыбался. В эти минуты, он был
почти счастлив. Почти, потому что ему очень хотелось большего. И это большее не
заставило себя ждать. Глория приказала обуть ее и велела Феликсу лечь на пороге
комнаты так, чтобы этот порог был у него под шеей: голова в холле, все
остальное в гостиной. Как только он выполнил приказ, она встала на него,
держась за дверной проем, и начала "вытирать" об его грудь ноги. Тщательно и
бесконечно долго. Вытирать в кавычках, потому что на самом деле, Глория не
церемонилась, расцарапала кожу и разодрала на нем не только рубаху, но и
брюки, заявив, что эти тряпки ему больше не понадобятся, ибо, служа ей, он
будет одеваться иначе. "Хоть и недолго" - подумала она. Потом, Глория,
довольно продолжительное время переминалась на его лице, растоптав ему глаза и
губы, и заставляя тщательно облизывать каблуки и подошвы. Затем велела держать
голову ровно, наступила подошвой на лоб, а шпилькой на подбородок, и
едва-едва покрутившись на этой ноге, /Феликс мгновенно почувствовал вкус крови
во рту/шагнула на пол прихожей. Направляясь к лестнице, Глория бросила находу,
- Уходи. Вернешься завтра к шести вечера. Я ужинаю в семь. Приготовишь
что-нибудь не слишком тяжелое.
Феликса словно обухом по голове ударили. "Это что всё? Куда уходить? В барак?
Как вернуться? В этом рванье? Рубашек-то больше не осталось... И откуда она
знает, что я умею готовить?" Ответов на свои вопросы он конечно не получил. Да
и не стал бы он задавать их вслух.
Хотя Глория его явно пощадила, чувствовал себя Феликс скверно. Все же, он еще
не слишком окреп, после экзекуции у Верховной . Кое-как поднявшись, он побрел
в свою комнатушку в бараке.
К удивлению Феликса, там его ожидал новый комплект одежды. Полностью, от
белья, до элегантных мужских туфель. Ему даже стало немного стыдно, за свои
обычные ботинки. Он принял душ и прилег отдохнуть. Потом сходил в один из
местных ресторанчиков и весьма приятно провел время за трапезой и беседой с
новыми знакомцами из местных жителей. За ночь ему удалось отлично выспаться и
весь следующий день Феликс пребывал в приподнятом настроении и бодром
расположении духа. А в назначенное время уже гремел посудой на кухне у своей
новообретенной Хозяйки.
Сидя за барной стойкой, на высоких табуретах, они ужинали восхитительным
салатом с морепродуктами. Глория была немногословна и Феликс так разнервничался,
что с трудом впихнул в себя пару креветок. Ему стало не до еды. Она тоже
отложила вилку.
- Ты заставил меня ждать. Четыре дня, помнишь?
Дальше говорить не пришлось, он и сам все понял. Четырехдневная выдержка
похвальна для него, а для Глории это четыре дня вынужденного ожидания. Вчера,
она вознаградила Феликса за его терпение, а сегодня решила наказать за свое.
Он опустился перед ней на колени и поцеловал кончики туфель. Глория поставила
одну ногу на его голову и прижала, больно придавив шпилькой.
С протяжным стоном, Феликс распластался на полу, стараясь "не уронить" ножку
Глории со своей головы. Он аккуратно повернулся, чтобы она могла передвинуть
стопу на его скулу и щеку. Глория скинула туфли и принялась мять его лицо. Запах
дорогой обувной кожи и нейлона будоражил его обоняние. Она поднялась и,
придерживаясь за барную стойку, встала на его голову обеими ногами.
- Теперь, переворачивайся на спину!
Феликс медленно перевернулся, а Глория не сходя, просто переступила, по нему,
как по перекатывающемуся бревну.
-Целуй!- Велела она и плотно наступила на его рот. - Ну! Что замер? - Она
улыбнулась и поелозила ногами по его губам. Феликс почувствовал привкус крови. А
Глория принялась топать по его лицу, давая возможность целовать свои ступни.
Потом она смилостивилась и перешла на грудь. Поднялась на носочки и опять начала
с силой топать, прокручиваясь. Феликс очень порадовался, что на нем сорочка,
иначе, его соскам было бы несдобровать. Глория, кажется поняла его мысли и
приказала,
- Обуваться!
Но сама при этом, как ни в чем не бывало, продолжала топтать его с прежней
силой. Обуть ее не было никакой возможности. Как только Феликс улучал момент и
готов был поймать ее ножку в туфельку, она изворачивалась и делала еще один
шаг. Злорадная ухмылка не сходила с лица этой "ужасной" женщины. Он решил
подождать несколько секунд, но и она тут же замерла, а как только он потянулся
к ее ногам, тут же продолжила вышагивать. Тогда, Феликс поставил ее туфлю на
свое лицо, придерживая шпильку зубами. Глория хмыкнула и начала обуваться, он
помогал.
- Прежде чем я добью тебя, прошу, сними рубашку. Не хочу порвать ее каблуками.
Это ведь моя рубашка. А я ценю свои вещи.
И снова, Феликсу пришлось изрядно помучаться, стараясь раздеться и не уронить
с себя Глорию. Как только он справился, она вдавила шпильки в его живот, как
бы пробуя упругость, и добавила,
- Надеюсь, ты успел соскучиться по койке в лазарете?
- Я туда не вернусь! Обещаю!
- Наглееец!
И ее шпильки очутились ровнехонько на его сосках...
Если женщина топчет непрерывно и долго, давая, вроде бы, отдохнуть то груди,
то голове, то животу, то рано или поздно все равно наступает момент, когда
мужчина ищет только пощады. Пощады! ПОЩАДЫ!!! Начинает булькать, не имея сил на
стоны, потому что грудь не способна вдохнуть, даже если партнерша топчет живот
или лицо, которое тоже так измучено, что не способно даже на гримасы боли.
Феликс с трудом разлепил отекшие веки. Перед его лицом нависала туфелька и голос
Глории, словно, откуда-то издалека произнес,
- Если ты сейчас же не вылижешь подошву, так, как мне хочется, я буду топтать
твою рожу туфлями, пока не завоешь! Постарайся. Я обещаю тебя пощадить, если
язык будет достаточно ласков.
Остатками мыслей, Феликс подумал:"Мои мольбы о пощаде, заставят ее
остановиться или добавят куража?" И с готовностью подставил, распухший уже
язык, под адские подошвы...
В последующие несколько дней, Глория больше не приглашала его к себе. Хотя они
все же виделись. Один раз, разминавшийся на спортплощадке Феликс, заметил ее
на утренней пробежке, и еще пару раз за ужином в ресторане. Он сидел за
столиком со своим новым другом Профессором, а Глория за соседним, в компании
подружек.
Феликса мучила ревность. Ему начало казаться, что вокруг слишком много мужчин,
услужливых и готовых на все, ради самой крошечной милости. Стереть носовым
платком пыль с туфелек дамы или хотя бы просто поцеловать след, оставленный ею
на песке. А ведь еще были слуги. Те, кто убирал дом, следил за цветниками в
саду, исполнял мелкие поручения. И персонал - парикмахеры, массажисты,
портные... К этим, Феликс ревновал особо, они имели возможность касаться его
несравненной госпожи.
Поэтому, когда Глория наконец-то позвонила, он поспешил к ней, хотя внешне
ничто не выдавало его волнительного предвкушения.
В доме она была не одна. Рядом сидела девушка, из тех, с которыми Феликс видел
Глорию в ресторане. Пока он замешкался у двери, смог услышать часть их
беседы:
- Выхожу на пробежку, а на пороге не оказалось страждущего! С прежними такого
не случалось. Под моими кроссовками не побывал мужчина! Представляешь!
- Да, как он мог вообще!
Феликс вошел в гостиную. Девушки примолкли и поднялись навстречу.
- Знакомься, это Ева! Моя лучшая подруга. Почти сестра. - Сказала Глория, и
они, загадочно переглянувшись, подозрительно захихикали.
Он, весьма галантно припал на одно колено и поцеловал Еве руку.
- Ну и как тебе новая игрушка?- Спросила она у Глории.
Феликс, даже не сразу понял, что Ева говорит о нем, как о неодушевленном
предмете. Он смутился, но не критично, и смог быстро взять себя в руки.
- Будь почтителен с Евой. Пока она в моем доме, она такая же Госпожа для тебя,
как и я. - Манерно заявила Глория. И добавила уже нормальным тоном, обращаясь к
Еве, - Попробуй сама.
Казалось, Ева именно этого и ждала. Она мгновенно, чуть пнула Феликса ногой,
опрокидывая на спину и уверенно встала обеими ногами на его грудь. Потопталась
на месте, и протянула руку, чтобы Глория помогла ей, поддержав. Потом, Ева,
полуприкрыв от удовольствия глаза, довольно долго растирала Феликсу лицо,
туфлями. Глория заметила, что он старается отвернуться и не подставлять губы
под подошвы. От этого возбуждающего зрелища, она мгновенно завелась, встала
Феликсу на живот и, обняв Еву за плечи, произнесла
- Оближи ее туфельки. Как ты умеешь. Я хочу видеть. Не смей закрывать глаза!
Лижи и смотри на нас. Тебе нравится Ева? Не отвечай, целуй ее каблуки. Молодец.
- И начала топтаться по его животу.
Феликс старательно выцеловывал и облизывал туфли. И сравнивал девушек. Ева была
брюнеткой с округлыми формами и тонкой талией. Рядом с ней, Глория казалась
совсем хрупкой. Но вместе, они смотрелись шикарно и весьма возбуждающе. Глория
смотрела на него из-за Евы и целовала ее плечо. Ева чуть наклонила голову,
подставляя шею под поцелуи. В какой-то момент, девушки повернулись друг к другу
лицом и начали упоенно целоваться, словно позабыв о Феликсе, не прерывая,
однако, неспешных, безжалостных шагов. Кроме того, сейчас они действительно
ничуть не заботились, куда и как наступают. Глория, хватала Еву за волосы,
поглаживала по спине и ниже. Девушки постанывали. Возбуждение нарастало и Феликс
в буквальном смысле чувствовал это на своей шкуре. Он уже начал бояться, что
они совсем забудут про него, слившись в экстазе. Но этого не случилось. Глория,
прервала поцелуи и спросила, чуть хриплым от возбуждения голосом,
- Ты останешься на ночь? Оставайся. Я соскучилась. - И она провела пальцами по
щеке подруги.
- Тогда давай чаю. С печеньками. Надо пока отвлечься.
- Печенья нет. Есть шоколад. Давай, может, кофе? С шоколадом, самое то.
М?
- Отлично!- Воскликнула Ева, - а я, пока немного позабавлюсь с твоей новой
куклой, - и с силой прокрутила каблук. Феликс зашипел от острой боли. Он уже не
обращал внимания, что "кукла" - это про него.
Ева продолжала вминать Феликса в паркет. А Глория, сварила кофе, и разливая
его по чашкам, с волнением наблюдала за подругой. Как подрагивают ее
полуприкрытые ресницы, вздымается от глубокого дыхания грудь... Казалось,
девушка следует какой-то, только ей слышимой мелодии. Ева запрокинула голову и
черные локоны покачивались в такт ее уверенных шагов. Потом она присела на
барный стул, скинула туфли, и покусывая губы, смотрела, как Феликс
зацеловывает ее ступни.
- Ты все еще навещаешь Красавчика?- Как-то вдруг и совсем не к месту, спросила
она.
Глория вскинула брови слегка удивленно.
- Причем тут Красавчик? Заходила к нему, как-то. Даже поскрипела подошвами по
его груди. Правда еще до путешествия. А что?- Ответила она, подавая подруге
кофе и шоколад.
- Отдай мне этого. Все равно ведь тоже сломаешь. - И Ева поставила ногу Феликсу
на рот, чтобы тот не смог возразить.
- Этот не такой! - Глория внимательно смотрела на Феликса. - Двадцать третий,
умный...
- Ты зовешь его, Двадцать третий?- Прервала ее Ева и расхохоталась. - Эй!
Двадцать третий! Пойдешь ко мне? Будешь Двенадцатым! - И она снова рассмеялась.
- Он не пойдет. Да и кто его отпустит! Хотя... - Прищурилась Глория и отпила
кофе из маленькой чашечки.
- Эх...- Вздохнула Ева- Конечно не пойдет. Он ради тебя из лазарета сбежал.
- Да ладно! Ты шутишь?! - Глория удивленно смотрела то на нее, то на Феликса.
Ева положила в рот кусочек шоколада, и продолжила, смакуя,
- Мне Патриция рассказала. Она, Профессора своего, в наказание, весьма
тщательно затоптала. Ага.
Обе девушки рассмеялсь. Глория поудобнее устроила свои ножки на голове раба и
наслаждалась напитком. Ева сидя потаптывала живот Феликса.
- Думаю он должен быть солидарен с доктором. - Задумчиво произнесла Глория.
- В смысле?- Не поняла Ева. - Что ты хочешь этим сказать?
- Не сказать, а сделать. Надо этого пациента тоже затоптать, весьма тщательно.
В наказание.
- Справедливо.
- Эй, Двадцать третий, ты ведь солидарен с Профессором?
- Да, госпожа...
Поздно вечером, лежа на постели в своей маленькой комнате, двадцать третьего
барака, истерзанный каблуками двух прелестных амазонок Феликс, не мог
избавиться от мысли, что завидует Еве. Тому, что она так близка с Глорией,
что у них есть своя жизнь, истории, общие тайны. Он очень хотел стать частью
этой жизни.
Ночью, ему приснилась Глория в балетной пачке и пуантах. Она делала фуэте на
его груди. Крутилась и крутилась, до тех пор, пока не провертела дыру и не
забрызгала все вокруг кровью.
Продолжение следует...
2016-04-05 в 22:03
